Лицо Гейджа побледнело, потеряло всякое выражение. Иисус, это было похоже на пинание щенка.
— Я могу мириться со многим, Брейди. Ты не поверишь, что я могу вытерпеть. Я могу провести нас через это...
— Что ты знаешь о терпении, Гейдж? У тебя эта идеальная жизнь и семья, ничто не беспокоит тебя. Ты думаешь, что все можно исправить долгим разговором и еще более долгим сексом и хороший счастливый мир тут же снова полюбит тебя.
Вот оно. Выражение боли сменилось яростью. Отлично. Самое время золотому богу разозлиться на что-то. Брейди пришлось хорошенько покопаться в своих запасах, как быть мудаком, чтобы добиться этого. Он подготовился к проявлению характера Гейджа.
Но, как обычно, этот парень отказывался следовать сценарию.
— Ты прав, — нагнувшись, Гейдж схватил свои джинсы и футболку и натянул их на себя.
Подождите-ка, он должен быть злее, чем самка осы.
— Гейдж…
Он поднял руку и посмотрел на Брейди таким острым взглядом, который тот никогда не видел у Гейджа.
— Ты прав, Брейди. Я вряд ли могу понять то, через что ты прошел, потому что я живу, действительно, благословенной жизнью. Да, она была дерьмовой, когда я был ребенком, но потом мне повезло попасть к Дэмпси. И пока я терял людей, которых любил, моя семья была рядом и помогала мне пройти через это. В итоге, я счастливый сукин сын.
Он потянулся за ботинками и ослабил шнурки.
— Мне нравится быть пожарным, танцевать в барах с горячими парнями и зависать со своей семьей и друзьями. Я не особенно глубоко мыслю, у меня довольно высокое мнение о себе и я не принимаю свою жизнь слишком всерьез, — его взгляд поднялся вверх по покрытому шрамами телу Брейди и остановился на угрюмом лице. — Ты всегда считал у себя в голове, что такому парню, как ты, нечего предложить мне, но на самом деле, все наоборот. Ты никогда не видел во мне потенциального парня для отношений. Никогда не видел меня достойным разделить с тобой проблемы. Я просто парень с билбордов, сексуальная фантазия, которая хороша на короткое время, но, видит бог, ты не приведешь его домой, чтобы познакомить с родителями.
Пока Гейдж натягивал ботинки, Брейди искал правильные слова, чтобы все сгладить. Вернуться к первоначальному веселью и флирту. Как обычно, ничего не приходило на ум. Чувства унижения и провала сражались у него в душе.
И что-то еще. Болезненное осознание того, что Гейдж был прав.
Гейдж встал и посмотрел на Брейди своими ясными голубыми глазами.
— Мое сердце бьется сильнее, когда я с тобой, но, возможно, все дело просто в гиперактивных гормонах или члене, который управляет мной. Я мог бы сказать тебе, что влюбился, но ты только что сказал, что я сошел с ума, чтобы даже думать об этом...
Он безнадежно взмахнул руками, словно не мог до конца поверить, что все кончено.
Все кончено.
Тихий звук шагов озвучил то, как он направился к двери, затем послышался скрип, Гейдж быстро развернулся и вернулся обратно. Голубые глаза блестели, а волшебный рот скривился, прежде чем он нежно коснулся губ Брейди. Так мимолетно, словно ничего и не было.
— Черт, я все равно собираюсь сказать это. Я люблю тебя, Брейди Смит. Это не имеет никакого смысла и не позволяет мне чувствовать себя так хорошо, как должно бы, но я люблю тебя. Я только хочу, чтобы ты поверил в это, в нас, так, как верю я. Говоришь, что можешь навредить мне во сне или что эти шрамы делают тебя жалким или что мы, как масло и вода, но мы оба знаем, что это просто отговорки. Настоящая причина в том, что ты не считаешь, что заслуживаешь быть любимым, и если таково твое отношение, значит ты потратишь впустую свою жизнь, довольствуясь чем-то второстепенным, — от его улыбки, грустной и прекрасной одновременно, грудь Брейди сжалась. — Я хотел бы сказать, что было весело, но не было. Совсем нет. Может, веселье переоценивают. Может, все и должно ощущаться запутанным и болезненным.
Он пошел к двери, менее самодовольно, чем обычно, его шнурки болтались не завязанными. Один вид уязвимости, намека на несовершенство у этого обычно безупречного золотого бога просто убивал Брейди.
Взявшись за дверную ручку, Гейдж повернулся.
