Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции. Как следствие, ширились их злоупотребления, выявлялись многочисленные факты рукоприкладства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.
Неофициально, с соблюдением строгой секретности, начался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о таких злоупотреблениях.
«Ссориться с нами нельзя, — поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, начальник одного из райотделов милиции. — Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следователем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, — кричит, — в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и — раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал, как шелковый. Так-то!»
Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказанность привели к многочисленным фактам укрытия преступлений, которые совершали работники милиции.
СЛЕДСТВИЕ
Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Ждановская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...
На службу постовые заступили в 1(> часов. Как это делали не раз, занялись грабежом задержанных. Пока еще на свои деньги Мерзляев купил вина. Закуску отобрали у доставленного в комнату милиции пьяного пенсионера, получившего в этот день в магазине праздничный заказ. У троих любителей спиртного, которых привели в комнату милиции чуть позже, забрали деньги, и Мерзляев только успевал бегать в магазин. Вскоре опьяневший Масохин заснул в одном из подсобных помещений. Оствльиые продолжали «нести службу».
По свистку Воротилиной за очередным «карасем» побежали Лобов и Емешев. Такого «улова» у постовых со «Ждановской» еще не было.
— Это «комитетчик», — на ходу бросил Лобов Мерзляеву, поспешавшему к ним на помощь, и подмигнул, показывая на коробку с обувью, которую держал в руках Астафьев. Внештатный сотрудник тут же рванул ее к себе и забросил в подсобное помещение.
В комнате милиции Астафьева затолкали за барьер и приступили к личному обыску, преодолевая силой слабое сопротивление задержанного. Астафьев пытался убедить пьяных блюстителей порядка в том, что он — офицер и сам предъявит содержимое своих карманов. Особое раздражение постовых вызвал отказ отдать служебное удостоверение сотрудника КГБ. Астафьева начали бить... После очередного резкого удара (в живот и потом — ребром ладони по шее) Вячеслав Васильевич потерял сознание.
«Ну а что вы сделали с ним потом?» — именно этот вопрос мы задавали четверым подозреваемым, которые к исходу дня уже не отрицали, что, превысив власть, избивали задержанного. Все они твердили одно: «Потом мы его отпустили». Лобова, Емешева, Лозу и Масохина арестовали.
Да, трудным он выдался, этот первый день расследования обстоятельств гибели Астафьева, но самый главный сюрприз ожидал меня вечером.
В кабинете одного чиновника, к которому зашел по делу, сидели несколько незнакомых мне мужчин, в том числе полковник внутренних войск. Заверив, что рады познакомиться со мной, присутствующие предложили выпить вместе с ними. Ничего, кроме удивления, это предложение не вызвало, и я, сославшись на то, что сейчас не время для застолья, ушел.
«Говорить или не говорить об этом Запорожченко?» — только об этом думал я, собираясь уезжать домой. Вспомнив наш разговор о взаимном доверии, решился.
— Да, ситуация интересная. — Олег Дмитриевич задумался. — Знаешь, домой тебя проводят мои ребята. Так будет спокойнее.
Тут же договорились, что, если наше предположение о возможной провокации не подтвердится, лишнего шума поднимать не будем.
