Над Петром склонился лысый, неопределенного возраста человек со щетинистыми усами. Он был совершенно голый и держал подмышкой одежду, заботливо завернутую в рубашку.
— Уже утро, пора вставать, господин сосед, — сказал голый человек, когда от сильной встряски Петр открыл заспанные глаза.
— Новик, — представился незнакомец, протягивая Петру руку. — Итак, если разрешите… По утрам я бываю чертовски усталым.
Петр едва поднялся.
Новик положил свернутую одежду под подушку, натянул цветистую перину на голову, и не успел Петр даже потянуться как следует, он уже храпел.
Петр вышел в кухню и под водопроводным краном вымылся до пояса. Он чувствовал себя разбитым, не выспавшимся. Тело вздрагивало от холодной воды. Полотняной тряпкой, заменявшей полотенце, он вытерся досуха. Теперь тело приятно горело. Усталость прошла.
Тетушка Сабо предложила щетки для одежды и ботинок. Он занялся туалетом. Вместе с ним в кухне одевался пожилой лысый человек. Наскоро натянув на себя потертый черный костюм, незнакомец попросил у тетушки Сабо завтрак.
— А вам, господин Балог, прикажете?
— Будьте добры!
Тетушка Сабо налила чай в большие глиняные чашки и, намазав маргарином два куска хлеба, положила их на непокрытый кухонный стол.
— Вы, верно, с господином Гофманом старые приятели? — спросила тетушка Сабо.
Петр смутно припомнил, что вчера этим именем тетушка Сабо называла черноволосого юношу. Но что было сказано ей относительно их знакомства — он положительно не помнил.
— Гм… — промычал он вместо ответа.
— Я так и думала, — обрадовалась старуха, ласково кивая головой. — Господин Гофман на редкость порядочный и хороший человек. С господами, которых он приводит, у меня никогда не бывает никаких неприятностей ни насчет платы, ни насчет прописки. Его друзьям бояться нечего. А то ведь есть такие, которые скрываются от полиции…
— Хороша погода сегодня, — перевел разговор на другую тему пожилой человек в черном.
— Что вы, что вы, всю ночь дождь лил. Моросит и посейчас.
— Ничего, пройдет, — успокаивающе сказал он. — Моя фамилия Нитраи, — представился он Петру и добавил: — А если уж господь так щедр на воду, хе-хе-хе, то и тетушка Сабо, я думаю, не пожалеет для меня еще чашечки чая. Хе-хе-хе…
Избавившись от своей пятидневной щетины в первой попавшейся парикмахерской, Петр отправился в город.
В тусклом свете пасмурного утра ему показалось, что за то время, пока он скитался по Австрии и Чехии, улицы Буды, да и весь город сделался как будто меньше. Изменилась окраска трамваев, внешний вид толпы. Люди были одеты не хуже, чем в Братиславе или в Вене, но в городе белого террора эта с виду беспечная праздная толпа казалась Петру странной. Правда, озабоченных лиц попадалось немало, но напрасно искал на них Петр выражения ужаса или страха смерти.
Уже смеркалось, когда Петр подходил к проспекту Тёкели. В маленькой кофейной оставил он последние деньги, и еще не было семи, как он уже стоял перед Домом металлистов.
Стемнело рано. Газовые фонари были зажжены задолго до семи. Моросил дождь. Расхаживая взад и вперед перед Домом металлистов, Петр отдавался своим тяжелым думам. В партийной работе человек никогда не остается одиноким, — у него есть товарищи. Но если он механически выпал из движения… как быть? Что за смысл в жизни без товарищей, без работы?.. Каким чуждым стал ему этот город! Как он сумеет включиться в его жизнь?..
Петр глубоко вздохнул. Усилием воли он заставил себя думать о постороннем.
В окне часовой мастерской часы показывали десять минут восьмого.
В вестибюле Дома металлистов его остановил молодой человек.
Петру показалось, что он где-то уже видел этого низкорослого рыжеватого юношу. Но где именно — он не мог вспомнить.
— Мы встретились вчера вечером во время доклада. Я сидел рядом с вами, — ответил незнакомец на вопросительный взгляд Петра. — Вам незачем подниматься в седьмую комнату. Выйдем лучше на улицу, там поговорим… Товарищи собрали для вас сто. семьдесят крон, — продолжал он, когда они оказались на улице. — Больше собрать не могли. У нас у самих ничего нет. Пока что ступайте домой. Послезавтра вечером приходите в союз кожевников на Нижней Лесной. Буду ждать вас. Комната одиннадцать. В случае, если хозяйка потребует денег, дайте ей двадцать крон. Если спросит документы — дайте тридцать… Одежды и белья, верно, у вас тоже нет?