Как ни странно, она не чувствовала сейчас зла к Стайни. Поверила, что «твою Ветвь сжигала не она»? Или… ей невольно стало обидно, что… тут Нэисс оборвала себя, «приказав не думать и запретив думать».
Умеющий с закрытыми глазами пройти насквозь любой, самый дикий лес, не потеряется и в каменном лабиринте человеческого муравейника. Описав широкую дугу, сидха в конце концов оказалась с обратной стороны ворот, сквозь которые три дня назад прошли дхусс с алхимиком.
На что она рассчитывала? Что уловит давно стёршийся запах Тёрна? Или же едкий след кислот, навек пропитавших одеяния Ксарбируса?
– Эй! Чего надо, чего топчешься? – стражник угрожающе нагнул гизарму.
Видно, не только тролли-клоссы считали сидх «лесными ведьмами».
Нэисс не стала спорить. Медленно побрела прочь, опустив голову, словно в глубоком отчаянии.
Куда ж ты делся, шипастый недотёпа, белый рыцарь, последний из истинных паладинов? Что с тобой приключилось? Ты ж сама, Нэисс, ни на миг не верила в его загул. Тёрн никогда не отправился бы к продажным девкам. Никогда и ни за что.
Вспомни, вспомни его, сидха, вытащившего тебя из котла таэнгов, хотя ты гордо бросила, что в обществе его не нуждаешься. Вспомни, как он один бросился к лопнувшей пустуле, как стоял под сводами храма Феникса, как справился с навсинайскими големами. Вспомни как следует, спроси истёртые камни под твоими сандалиями – не видали ли этого чудака, этого героя наивного, этого… этого… в которого втрескалась по уши бывшая Гончая…
И в какой-то момент сидха вдруг поняла, что на самом деле идёт по следу. Дхусс шагал этими проулками, улицы запомнили его, хотя и старались не подать виду. От виска к виску Нэисс перекатывался тяжёлый шарик боли – город навалился всей смердящей тушей, зажимая потной ладонью рот и ноздри, тяжёло пыхтел в шею, словно распалившийся насильник. Но сквозь дурно пахнущую волну всё равно пробивался запах Тёрна – чистый, природный запах вольного зверя, случайно оказавшегося в городской западне.
И ещё сидхе чудилось, на самой грани доступного, отблеск дальнего, сияющего, зеленоватого, словно ярко освещённого солнцем океана пышной листвы над белыми, словно старая кость, скалами – и синяя, роскошно-синяя полоса моря под ними.
Память вспыхивала и гасла, но эти отблески так ничего и не сказали Нэисс.
Однако след она не теряла.
Дорожка привела в узкий и кривой тупичок, над головой сошедшиеся почти вплотную крыши, узкие оконца, высокие и узкие же проёмы дверей. Резные горгульи, оскаленные пасти неведомых зверей – уже полустёртые; тупичок явно знавал лучшие времена.
Наглухо запертая дверь, узкая, словно прорубленная в стене единым взмахом меча. Краска давно облупилась, дерево потемнело.
След обрывался здесь, на паре истёртых каменных ступеней, и больше никуда не вёл, даже не ныряя в дверной проём.
Нэисс попятилась. Здесь пахло волшебством, магией высоких порядков.
Лезть внутрь, ломать прочные дубовые створки?
Ради чего?
Только потому, что тебе не даёт покоя случившееся в храме Феникса?
Но в одиночку?
Сидхе хватило ума для отвода глаз потоптаться и у других дверей в тупичке – пустом, безлюдном и совершенно вымершем. Ни людей, ни кошек с собаками, ни даже крыс. И свет, едва пробивающийся сквозь узкую щель меж почти сошедшихся крыш – словно Нэисс оказалась за крепостной бойницей, откуда недобро прищуренные глаза целили куда-то в высокое небо.
Разум настойчиво советовал сидхе вернуться обратно в лагерь. Закипавшая злость упрямо толкала к иному.
Вокруг никого. А вокруг пояса обвита стражевая ветвь, способная на много большее, чем служить лишь ночным сторожем.
Сидха решительно провела ладонью по талии, в ладонь скользнула гибкая живая плоть древесной ветки, умевшей при надобности представиться хоть лианой, хоть сухим полусгнившим сучком. Отступила на пару шагов – стражевая ветвь свободно повисла гибким бичом. Нэисс размахнулась – живая плеть хлестнула по глубоко вделанным в камень петлям, и их тотчас покрыла ржа. Два удара сердца – под тяжестью створок железо разъялось, дверь с грохотом рухнула.
– Появление, достойное королей, – раздался из темноты насмешливый голос. – Вернее, королевских сборщиков податей. Счастье, что у нас в Вольных городах таковых не водится.
