– Не знаю, – пробормотал Хопер, вглядываясь в отшлифованные тысячами шагов ступени. – Я думал на какого-нибудь умбра… Но разве есть среди нас такие маги?
– Это не главный вопрос, – заметил Коронзон.
– Куда все это девается – умаленная ворожба и проклятие жатвы? – догадался Хопер и оглянулся. – Но зачем ты хватал принца за одежду? Разве ты не мог сделать шаг и взять его за руку?
– Мог, – кивнул Коронзон. – Но знаешь, порой меня удивляет, насколько мы похожи на людей. И не потому, что мы обладаем человеческими телами, которые подвержены магии, а без должного ухода и старению, смерти. Нет, мы сами как будто становимся людьми. Понимаешь?
– Нет, – сказал Хопер, и в этом мгновение Коронзон его толкнул.
Он был очень быстрым, умбра и курро Коронзон. Безжалостным исполнителем и усердным служакой. Хопер успел бы ему ответить, потянись Коронзон за мечом, но он просто ударил Хопера в спину ладонью. Толкнул его на шаг или на два шага дальше той ступени, на которой Хопер почувствовал не только сладкий ужас принца Трига, но и обрывки невидимых пут, готовых захватить новую жертву. Не Хопера, человека. Путы, которые ждали Хопера, были на следующей ступени. Они спеленали его мгновенно, и когда ослабили хватку, он уже не был Хопером, он вдруг стал пожилым писарем, который дотянул до сорока, хлебнул лиха в дни Кары Богов, каким-то чудом выжил, а потом оказался захвачен беглецом умбра, наездником, брошенным вестником, спасшимся курро. Стал обычным человеческим телом, лишенным души, со странным наполнением человеческого нутра мглистой сущностью по имени Бланс, каким-то образом оказавшимся на вершине альбиусской ратуши.
Звон колокола стал оглушительным. Он раскачивался под куполом башни, язык его мерно бил по бронзовому краю устья, а под натянутой веревкой, которая раз за разом сдвигала колокольную чашу с места, в круге дневного света, падающего из вырезанных в куполе окон, метался призрак. «Да это же…» – сдвинуло брови тело писаря, ловя тень чего-то знакомого, но тут же отшатнулось, потому как под капюшоном не оказалось лица. Только непроглядная тьма.
Пять трупов сидели на границах освещенного участка. Все они были черны, как и бездна на месте лица призрака. Высушены, словно пролежали в жаркой пустыне под палящим солнцем тысячу лет. Высушены и посечены, будто участвовали в жаркой схватке. Уже после смерти. Но ни один из них не выпустил из руки меч. Еще с десяток тел лежали вокруг, обращенные в груду порубленной плоти.
«Чья тень под колоколом? – внутри тела писаря спросил сам себя Бланс и сам же себе ответил. – Не знаю. Кажется, именно так люди представляют себе смерть. Если она так им и являлась, тогда понятно, почему они так пугливы. И все же, были или не были у этого мира свои боги? И если были, почему они не давали о себе знать? Или давали? Ведь было какое-то противодействие в первые дни после Кары Богов, было! Так может быть, творец этого колдовства оттуда? Тогда где он пропадал тысячу лет? Почему я не знаю таких колдунов? И что я должен сделать? А что делали до меня? Наверное, они сражались. Сначала с призраком, а потом сами с собой. Пожалуй, следует заняться именно звоном. Перехватить веревку. Перехватить ее чуть повыше того места, где ее держат две черных руки. Или же сначала докричаться до самого себя? Хопер! Хопер! Хопер!»
Хопер замер. Снова, как когда-то, и как в эти несколько дней, когда он гнал лошадь к Альбиусу и забывался тяжким сном на недолгие часы, он увидел равнину Хмельной пади, полосу вражеского войска впереди и ощутил холод каменного ножа в руке. Кажется, ударить себя в горло было легче. Да, именно это было в глазах того, кто смотрел на него, убивая себя самого. Сочувствие. Тот, кто был на пороге смерти, понимал, что труднее будет тому, кто выживет. Умирать всегда легче, даже если перед этим и придется срубить нескольких влекомых неведомой магией мертвецов. Куда им против умбра? Слишком медлительны, слишком.
– Хорошо, наверное, быть кардиналом, – пробормотал под нос Хопер, двинулся навстречу поднимающимся мертвецам, отбил удар одного, другого, сшиб с ног третьего, шагнул вперед и перехватил веревку над обдавшим его холодом призраком неизвестной женщины без лица.
