Кардинал словно ждал этих слов, подобрался, как дикий кот перед прыжком, и прошипел для устрашения:
– Требуешь уважения к короне, не проявляя уважения к Храму? И того понять не хочешь, что все твои сны – это продолжение поганого колдовства? Ереси готов отдаться? Не ту дорожку ты выбрал, принц Йераны! И о Торне забудь! Не твой он подданный, не тебе его и карать!
Пришел черед побледнеть и Тригу. Он положил руку на рукоять меча, и ответил кардиналу не сразу, а через несколько секунд, заставив своим тихим голосом собственную стражу покрыться испариной:
– Уж позволь мне, балахонник, не спрашивать у тебя совета, как править и как поступать! Или хочешь на дыбе повисеть? Самое место для спесивого храмовника! Или ты думаешь, что выше прочих, ногами до земли достанешь? Высокого всегда укоротить можно. Да, Коронзон, даже храмовника! Если что случится с Хо, Торн будет казнен! А захочешь поспорить, сам поднимешься на плаху!
Кардинал словно потерял голос от речи принца, поэтому лишь прошептал в ответ:
– Может быть, начнешь уже сколачивать эшафот? И палача сыщешь? Глашатай есть? О чем кричать станет? О неуважении к короне Йераны на Одалской земле?
– Я согласен, ваше высочество, – подал голос Хопер в тот мин, когда уже казалось пламя должно было вспыхнуть на разоренной ярмарочной площади Альбиуса. – Когда-то вы были добры ко мне, теперь придется постараться и мне.
– Вот и славно, – с явным облегчением улыбнулся Триг. – Ну что ж, сочтем, что боги сегодня оказались добры к кардиналу… Поклонись книжнику, Коронзон, он умерил мой гнев. Но не вздумай впредь перечить наследному принцу. А ты, книжник, познакомься с теми, кто поможет тебе. И запомни, Торн Бренин должен быть передан ближайшему воеводе Берканы для суда. Я даю тебе трех сопровождающих. Двух моих лучших воинов и одного из местных. Он знает Бренина. И последним видел его… и моего сына. А теперь – прощай, и да помогут тебе боги.
Хопер поклонился принцу, проводил его взглядом, затем посмотрел на Коронзона, но тот лишь скривился в язвительной усмешке, развел руками и, постукивая затейливым посохом, отправился к лавке Раска, дверь которой чудом оказалась не погребена под развалинами. Поморщившись от боли, которая продолжала скручивать тело, Хопер оглянулся на трех стражников, стоявших у шатра.
– Продолжим знакомство? – улыбнулся Мушом. – Так ты лекарь или колдун?
– Меня зовут Эйк, – прогудел белобрысый здоровяк, тащивший Хопера к ратуше. – И я даже колдуну не позволю дурить моего правителя.
– А меня зовут Стайн, – сказал худощавый седой воин. – И я вот что скажу – никакая жатва не кончилась. Она угнездилась у меня на загривке и ждет своего часа. И вот еще. Мне тут никто не верит, но я видел ту погоню, которая промчалась за Раском. Они не были безумцами. Они служили кому-то. И Торн Бренин никогда бы не убил просто так.
– Я – Хопер, – ответил им Хопер, пытаясь не рухнуть от изнеможения в площадную пыль перед выпавшими ему спутниками. – И не думайте, что это я обрушил ратушу. Она обвалилась от времени. Ну и от моей дурости. Так совпало.
Великан придержал лошадь Хопера уже у ворот Альбиуса, дождался, когда их спутники отдалятся, и прошептал:
– Тут такое дело… Не знаю, что за бабка приснилась нашему принцу, я его сна не смотрел, а вот девку-то, красавицу, что торговцу померещилась, я видел сам. Только говорить о ней не стал никому.
– Это почему же? – не понял Хопер. – Пожалел ее или еще что? И с чего ты взял, что это была та самая красавица? Мало ли в Беркане красавиц? По мне, так больше, чем где бы то ни было.
– Красавиц немало, – поежился Эйк, – да только ни от одной из них в жилах кровь не стынет. Я чуть только не обделался, когда она ко мне в шатер зашла. От одного взгляда. А уж когда она в воздухе словно дым растаяла, так я и решил, что говорить никому не стану. Себе дороже.
– А мне тогда зачем говоришь о ней? – снова почувствовал, как сквозь боль пробивается холод в почерневшей руке Хопер. – Для чего?
– Так она из-за тебя приходила, – еще тише проговорил Эйк. – Так и сказала, передай тому, с кем пойдешь, что будут ему знаки. И если он жить хочет или облегчение получить, пусть смотрит и слушает. Бред какой-то!