— Стариков много! Да. Да. Очень много.
— Значит вы поддерживаете политику «открытых границ»?
— ???
— Чтобы люди к нам свободно приезжали работать.
— Нет! Нет! Черных много. Да. Да. Жить не возможно.
— А кто вам платит пенсии?
— Как кто? Государство… Дети помогают. Мы же их вырастили.
— Термин «накопительная система» вам ничего не говорит?
Бабульки дружно пожали плечами и вспомнили, что вот раньше… Когда был один большой Сбербанк… и вода была мокрее, и никто не заботился о будущем. Все мечтали стать миллионерами или хотя бы заработать недвижимость на Кипре.
Раз куличик, два куличик… Раз пинок, два пинок…
Потомки еще не знали, что им придется заботиться о своих предках.
— Изменить сознание невозможно. Или очень трудно и дорого, что синоним слова «невозможно». — Эдуард дошел до стадии, когда категоричность становится единственным аргументом.
— Господи, ну до чего ты упрямый!
— Я осторожный, — поправил меня Эдик и, в общем, я с ним согласился.
Помню, как-то в Марселе один алжирец попросил отвести посылку на парижский адрес. Предлагал оплатить билет и добавить сверху. Мой приятель согласился и оказался на нарах за хранение и транспортировку наркотиков. Несмотря на страстное желание заработать я отказался и пошел в официанты.
— Слушай, а давай ты на все это наплюешь, а я займусь чем-нибудь другим?
— Не-е-е. Не пойдет. Я боюсь, что… — Мне ясно вспомнился запах на кухне ресторана «Максим». Если бы мне опять дали в руки поднос… — Я больше ничего не умею.
— И ты только потому, что больше ничего не умеешь, собираешься поставить под сомнение государственную и общественную интерпретацию прошлого, настоящего и будущего?
— Нет. Я хочу, чтобы у людей появился выбор. Мир существует на альтернативах. Значит, надо предложить альтернативу существующей системе интерпретаций. Люди не хотят голосовать, стареют и вообще они неместные. Как выход мы снижаем планку возрастного ограничения для голосующих до десяти лет, превращаем выборы в откровенно-публичную игру и делаем россиянами всех, кто признает ценности российского образа жизни.
— Тогда нашей альтернативой такому благолепию будет требование вернуть возрастной ценз, скажем на уровень двадцати лет, восстановить прямое тайное голосование, а всех неместных… — Эдик полоснул себя по горлу. — Россия для русских!
— Точно. Мы должны стать идейной оппозицией. Не в смысле «он дурак, у него трусы в ромашку», а потому что мы…
— Ну-ну. Кто мы?
Думал я долго. Очень.
Родилась мысль создать reality «Правда». Снимать жизнь в трехкомнатной квартире старого панельного дома, в общаге, в казарме, в крестьянском… как его, блин? …коттедже. Покажем правду. Соединим не тела, а время. Покажем бытие страны.
— Понимаешь, старик, — вздохнул Эдик, — все, что ты предлагаешь обыкновенный интеллектуальный понос. Практик, блин… Кому? Скажи, кому будет интересно ходить голосовать на избирательные участки, обсуждать проблемы недостаточной капитализации российского hi-tech и другое прочее? Большинство населения этой необъятной страны даже не знает, зачем это нужно и что это такое. А вот, сколько у тебя внебрачных детей хотят знать все. Да что там рассуждать, если у нас большая часть граждан не могут полноценно говорить по-русски.
— Это здесь причем?
— При том, что так называемое «гражданское общество», о котором ты вспомнил, давно уже устарело. Прошлый век. Знаем, еще в школе проходили. Строили его строили, и оказалось слишком много опций, потребитель в них не разобрался и не научился пользоваться. Не смог прочесть инструкцию.
— Может, реклама была слабая?
— Все может быть, но сейчас лежалый товар никто не возьмет. Зачем он нужен, если ВВП удвоили, голодных накормили, сирых да убогих пригрели и вообще жить стало удобнее? Вот тебе хочется бороться за изменение ставки рефинансирования? Или за жизнь популяции пингвинов на Фолклендских островах?
— Что я пингвин что ли?
— И я тоже на них плевал. Точно так же как и на массу других якобы важных проблем. Так что давай-ка дурака не валять и не изобретать велосипед. Ты прекрасно знаешь, что государство и народ может обходиться без всякого общества. Стадо! Гражданское общество — это много стад, которые конкурируют друг с другом за жизненное пространство и ресурсы. И мне совсем не нравится, когда йоркширские коровы мешаются с орловскими рысаками на одном пастбище.
