– Это он про «ложкомойниц»... – перешептывались девочки.
– Мне тогда Зинаида Васильевна и другие члены комитета помогли понять – именно попять, какое вредное у меня было поведение! Пусть ребята скажут, слышали от меня потом хоть раз это слово или нет... – Ляпунов передохнул. – Мне, между прочим, в память запало из Ломоносова: «На итальянском с женским полом говорить пристойно», – сказал он, простодушно улыбаясь и как бы извиняясь, что касается посторонних вещей. – Иногда думаешь даже: неплохо бы, верно, итальянским этим владеть...
– А что же, а что же, не могли бы вы час в день уделять иностранному языку?! – перебил Макар Андронович, совершенно растрогавшись. – У вас же хорошие способности, вы же могли бы второй иностранный изучить шутя! – Это был конек Макара Андроновича: он постоянно ратовал за то, чтоб в школе преподавали два иностранных языка. – Итальянский, французский – какой выбрали бы!..
Он всплеснул руками и осекся, словно осознав вдруг бесплодность этого разговора.
– Или взять другой эпизод. Помню, в пятом классе угораздило меня на диктанте закричать «Кукареку!» – продолжал Ляпунов совсем уже в тоне воспоминаний о далеком и милом прошлом. – И сошло мне это с рук. Не придали значения. Так я потом этот номер раза два повторял! Поэтому мы правильно делаем, что не сквозь пальцы глядим на выходку Кавалерчика. Что это такое?! – Ляпунов повысил голос: – Какой-то хулиган бросает в класс снежок, а Борис орет: «Полундра!»
– То есть как... – вмешалась было Зинаида Васильевна.
– Я сейчас кончу, – заверил Ляпунов, не делая паузы. – Так вот – полундра! Что это значит? Бомбят, что ли?.. Я сперва так понял. И только потом уж я доискался, – сообщил Ляпунов с увлечением завзятого исследователя, – что на морском жаргоне это означает примерно «свистать всех наверх!». Как же ты, Борис, выкрикиваешь, понимаешь ли, жаргонное словечко в нашей замечательной школе да еще на уроке географии!
– Значит, вы утверждаете, – сказала Зинаида Васильевна, – что Кавалерчик крикнул «полундра»? – Она в упор смотрела на Ляпунова.
И тут Ляпунов доказал, что недаром написал о себе «готовый к борьбе...».
– А Борис отрицает? – встрепенулся он, рывком поворачиваясь к Кавалерчику. – Юлишь?..
– Я не юлю! – вяло огрызнулся Кавалерчик, совершенно не соображая, что происходит.
– Холина, что крикнул Кавалерчик? – спросила Котова. – Как член комитета несете ответственность за ответ.
– Полундра, – ответила Лена, улыбаясь обезоруживающе лучезарно. – Пусть он сам, Зинаида Васильевна, несет ответственность, если орет как ненормальный... Нет, серьезно! – обернулась она к засмеявшимся подругам и села.
– Комсорг, – обратилась Котова к Станкину, – почему в своем выступлении не сказали, что именно крикнул Кавалерчик?
– Я воспринял его вопль, – вдумчиво и корректно ответил Станкин, – как междометие. Для моего слуха это было нечленораздельно.
Ответы остальных ребят совпадали с рассказом Ляпунова. «Полундра, полундра», – твердили опрашиваемые. С каждым новым повторением этого слова оживление в классе все увеличивалось. Росло число улыбок, заслоняемых ладонями, и довольных смешков, маскируемых сухим кашлем. В конце концов это стало заметно.
– В чем дело? – осведомился Макар Андронович.
Девочки пошушукались между собой, после чего, подталкиваемая другими, встала Терехина.
– Неудобно, что мы все время произносим жаргонное слово, – сказала она, раздувая ноздри, и как-то с размаху опустилась на парту, точно ее дернули сзади.
Другие девочки, багровея, шумно задышали. У одной сдерживаемый смех прорвался тоненьким всхлипом. Она тотчас выбежала в коридор, прижимая к носу платочек.
– Так, – сказала Котова. – Откуда же нам в редколлегии радиогазеты стало известно относительно возгласа «бомба»? Может быть, я с потолка это взяла?
Ребята молчали.
– Вероятно, вы узнали об этом от меня, – откликнулся Макар Андронович.
– Тогда, прошу вас, установите окончательно, что крикнул Кавалерчик: «бомба» или «полундра»?
– Откровенно говоря, – сказал Макар Андронович, – не вижу различия: так или иначе, была недостойная попытка нарушить порядок на уроке.
