– Перестаньте, Эстер, вы же не ребенок. Вы лучше меня знаете, что вы натворили.
– Я не сделала ничего противозаконного.
– У людей разные критерии, не так ли? Некоторые считают шантаж самой грязной игрой в мире.
– Шантаж?
– Оглянитесь вокруг и бросьте притворяться. Только не рассказывайте мне сказок, что Графф дарит вам все эти вещи за красивые глазки. Я достаточно повидал шантажистов, чтобы чуять их по запаху. А вы по самую шею увязли в этой грязи.
Она инстинктивно обхватила пальцами свою грациозную шейку. По всему было видно, что ее сопротивление слабело. Она растерянно оглядела розовые стены. Постепенно ее щеки приняли тот же цвет, залившись такой неподдельной краской стыда, какую мне давно не приходилось наблюдать у современных девушек. Моя уверенность поколебалась.
– Вы все сочиняете, – еще раз повторила она.
– А что мне делать? Вы же мне ничего не говорите. Я делаю выводы из того, что вижу и слышу. Девушка бросает своего мужа, сближается с безработным боксером, который водит дружбу с гангстерами. И в мгновение ока оба при деньгах. Ланс подписывает контракт со студией, вы становитесь владелицей роскошного огромного дома в Беверли-Хиллз. А Симон Графф выступает в роли сказочной феи, осыпавшей вас своими дарами. С чего бы все это?
Она не ответила и, опустив голову, уставилась на свои руки, зажатые между колен.
– Что вы продали Граффу? – спросил я. – И какое отношение к происходящему имеет Габриэль Торресе?
Ее лицо моментально стало мертвенно-бледным, а под глазами выступили темные круги. Она совершенно погрузилась в себя. Очевидно, перед ее отрешенным взглядом встал образ убитой девушки, и это повергло ее в ужас.
– Думаю, вы знаете, кто ее убил. Если я прав, то лучше скажите мне. Пора уже сделать это, пока еще кого-нибудь не убили. Следующей жертвой можете стать вы, Эстер.
Ее губы шевельнулись, как у куклы, управляемой актером-чревовещателем.
– Я не… – Но тут воля вернулась к ней, и фраза осталась незаконченной.
Она неистово затрясла головой, так что слезы брызнули из глаз, и, закрыв лицо руками, бросилась боком на кровать. Всю ее, подобно электрическому току, сотрясал неудержимый страх, который она больше не могла скрывать. Внутри у меня зашевелилось что-то похожее на жалость. А жалость обычно переходит либо в отвращение, либо в сочувствие.
Немного успокоившись, девушка посмотрела на меня, приподнявшись на локте и круто изогнув бедро.
– Так вы расскажете мне о Габриэль?
– Я не знаю ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, – произнесла она слабым приглушенным голосом.
– Вам известно, кто застрелил Ланса?
– Нет. Оставьте меня в покое.
– Что сказал вам Карл Стерн?
– Ничего, У нас с ним была назначена встреча, и он просто хотел перенести ее, вот к все.
– Какая встреча?
– Это не ваше дело.
– Он намерен взять вас с собой на прогулку?
– Возможно.
– На прогулку в одну сторону?
Она, разумеется, поняла, что я имею в виду, и, вскочив, закричала срывающимся голосом: – Убирайся отсюда, садист проклятый! Я знаю таких, как ты! Я видела много раз, как сыщики из полиции мучают беспомощных людей! Если в вас есть хоть капля порядочности, уходите отсюда!
Она раскачивалась из стороны в сторону, ее груди напряглись под белой кофточкой, алые губы скривились, а глаза метали голубые молнии. Она была особенно хороша в этот момент, но кроме красоты в ней было еще кое-что, не менее привлекательное, – неподдельная искренность, которой дышал весь ее облик.
Я поймал себя на том, что утратил уверенность в правильности своих умозаключений. Девушка оказалась совсем не такой, как я ожидал. Кроме того, в обвинении, брошенном мне, была доля правды. Пожалуй, стремясь немедленно покарать зло, я сам стал слишком жесток, а к жалости, которую во мне вызывала Эстер, подмешивалось достаточно сильное влечение. Размышляя таким образом, я почувствовал себя крайне неловко. Самое лучшее было пожелать девушке доброй ночи и удалиться.
Не так-то просто любить людей и пытаться спасать их, ничего не желая взамен. Во всяком случае, у меня это не очень-то получалось.
