– Я знаю – все болит, – тихо сказала я.
Он ответил медленной, слабой улыбкой.
– Да, вам тоже несладко приходится.
Мы оба отвернулись, и я поняла, что мы начали слишком сильно открываться друг другу.
– Ну что ж, пора приступать к работе, – решила я, глянув на ряды деревьев впереди.
– А что делать со срезанными ветками? – спросил Гейб, оглянувшись.
– Уверена – их нужно убрать. Я помню, как муж говорил мне, что сухое дерево привлекает насекомых. Он всегда сгребал ветки граблями.
– А разве мы не можем это все сжечь?
То, как Гейб сказал «мы», вызвало во мне странное чувство. Я не могла определить, нравится оно мне или раздражает.
– Мы так и сделаем, когда все высохнет. В любом случае это еще не все ветки.
– Я тут подумал… Вы знаете, что многие бродяги разбивают лагеря вдоль железнодорожных путей? Думаю, многие бы с радостью собрали все эти ветки и унесли их, если мы разрешим жечь костры.
Он опять сказал это слово – «мы».
Подумав, я согласилась:
– Хорошо. Только обязательно проследите за тем, чтобы бродяги располагались со стороны моего имения. Другая сторона путей принадлежит Алвину Гриру, и он позовет шерифа, чтобы прогнать пришельцев.
Тем вечером я позволила Гейбу взять грузовик. Он заполнил кузов хворостом и поехал к лагерю бродяг, отвозя топливо.
В последующие недели я наблюдала за тем, как по садам в обеденное время ходят, склонившись, люди, собирающие огромные кучи веток. Это были мужчины (а иногда и женщины) жалкого вида, одетые в бесформенные лохмотья. Один из бродяг был никак не старше Джимми. Эти бездомные люди были голодными и замерзшими.
Каждый вечер, уплетая стряпню тети Батти, я молилась о том, чтобы мои дети и я не закончили свои дни как те бродяги.
– Нам осталось лишь несколько акров, – сказала я Гейбу однажды утром, когда мы перед началом работы, как обычно, складывали в машину инструменты. – Почему бы вам не заняться крышей тети Батти? А я закончу обрезку сама.
Гейб уже осмотрел крышу и дал тете список необходимых материалов. Я не знала, может ли она позволить себе их купить и чем будет платить, но скоро весна, и у меня хватало собственных забот, чтобы навешивать на себя еще и чужие.
– Дайте мне минутку подумать, – медленно ответил Гейб. В его голосе слышалось сомнение.
– Вам не нравится мое предложение? – нетерпеливо спросила я.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы в одиночку работали так далеко от дома. Если что-то случится…
– Например?
– Ну… например, вы упадете с лестницы…
– Я же до сих пор не падала, правда? Кроме того, и вы можете упасть с крыши дома тети Батти. В чем разница?
Я загнала Гейба в угол: либо ему придется заявить, что я беспомощная женщина, либо у него хватит такта этого не делать. Он внимательно осмотрел лезвие пилы и положил ее к остальным инструментам.
– Может быть, я закончу с деревьями, а вы отвезете тетю Батти в город за материалами? – предложил он.
– Я не отличу одну деревяшку от другой. Будет лучше, если вы поедете с ней.
Гейб отвел глаза и ответил:
– Я предпочитаю этого не делать.
– Почему?
– Это ваш грузовик, а не мой.
Он слишком быстро отвернулся. Я не видела его лица, но у меня было чувство, что это не единственная причина его отказа. В конце концов, Гейб же ездил в лагерь бродяг. Кроме того, если у него нет желания ехать на автомобиле, можно запрячь лошадей в коляску.
Наблюдая за тем, как Гейб, хромая и по-прежнему опираясь на трость Уолтера Гибсона, направился закрыть дверь сарая для инструментов, я пыталась понять, в чем истинная причина его отказа.
Насколько я могла судить, у Гейба вообще не было причин избегать поездки в Дир Спрингс, разве что он боялся, что в нем узнают Мэтью Уайатта! И если он действительно Мэтью Уайатт, то шутка удалась – ведь грузовик принадлежит ему.
– Я не откажусь, если вы подвезете меня к последнему ряду деревьев, прежде чем поедете в город, – решил Гейб и залез в машину.
Не знаю, что меня раздражало сильнее: то, что он что-то скрывал, или тот факт, что в последнее время он принимает решения самостоятельно.
Две недели назад Гейб переехал в мастерскую, мотивируя это тем, что тете Батти нужна собственная комната внизу. Затем он начал подготавливать парники и точить лезвие плуга, не дожидаясь моей просьбы.
