– Где ты был всю ночь? – требовательно спросил Фрэнк.
Если бы взглядом можно было убивать, то шериф наверняка арестовал бы его за двойное убийство.
– Мы с Элизой ездили в другой штат к судье, – ответил, дрожа, Сэм. – Мы поженились.
– Ты женился? На этой бродяжке?
– Я люблю ее.
– Я в этом и не сомневаюсь! – Голос Фрэнка истекал сарказмом. – Не важно. Ты сейчас же пойдешь к Джону Уэйкфилду и немедленно аннулируешь эту глупую ошибку. Я не потерплю эту девчонку в своем доме.
– Нет, – тихо ответил Сэм. – Нет, я не буду аннулировать наш брак. – Он обнял меня за талию и притянул к себе. – Элиза – моя жена, и я люблю ее. Если ты не можешь с этим смириться, ну что ж… тогда мы оба уйдем.
Сэм и Фрэнк уставились друг на друга. Лишь прожив с Фрэнком Уайаттом несколько лет, я поняла, каким храбрым был поступок Сэма. Тем утром, выступив против отца, он рисковал потерять все, что имел, ради меня.
Я даже не поняла, что это был один из немногих случаев, когда Фрэнк уступил сыну. Но это произошло.
– Хорошо, но обещаю, – Фрэнк махал пальцем перед носом у Сэма, – я буду очень аккуратно считать, и, если она родит раньше срока, я выброшу ее и ребенка на обочину, где им самое место!
К счастью, Джимми родился через неделю после нашей годовщины. Если не обращать внимания на ненавидящие взгляды свекра, я была очень довольна браком. У меня был дом, о котором я так мечтала, даже несмотря на то что Фрэнк Уайатт был его неотъемлемой частью.
Впервые войдя в дом Сэма, я уже не хотела жить где-либо еще. Не потому, что там все было новым и современным, наоборот. Обои выцвели, ковер протерся, деревянная лестница скрипела, когда по ней поднимались, но именно это мне и нравилось.
Всю жизнь мне недоставало традиций и постоянства, а тут я видела их в каждой вещи. Я сочиняла истории о людях, живших до меня, истории о домашней обстановке, которую они оставили. Мне не хотелось ничего менять.
Каждую ночь, лежа в объятиях Сэма и слушая вдалеке, за садами, гудок паровоза, я вспоминала одиночество и стремление, которые чувствовала всю жизнь, и раздумывала: смотрят ли люди в поезде на мой дом и желают ли оказаться на моем месте?
В первую зиму после нашей свадьбы я послала тете Арахис письмо на «зимний» адрес цирка в Джорджии.
Дорогая тетя Арахис.
Пишу, чтобы сообщить, что со мной все в порядке и я очень счастлива.
Я вышла замуж за очень хорошего человека и живу в красивом доме. Передайте привет Чарли, семье Гамбрини и всем остальным.
С любовью,
Обратный адрес я не указала, а письмо отправила из города за пятнадцать километров от Дир Спрингса, куда ездила к врачу. Я узнала, что беременна, и по неведомой причине Фрэнк Уайатт запретил мне обращаться к местному врачу – доктору Гилберту.
Когда я сообщила мужу, что вскоре он станет отцом, Сэм выглядел насмерть перепуганным.
– Что случилось, Сэм? Ты не хочешь детей? – спросила я.
– Нет… я не знаю… Думаю, мне это просто не приходило в голову… Нет.
– Почему нет? Чего ты боишься?
Он не ответил. Боль в его глазах была такой острой, что я начала за него переживать. Мне бы очень хотелось любить его так же сильно, как он любил меня. Может быть, мне удастся забрать боль, которую он так долго держал в себе.
Среди ночи Сэм вышел из нашей спальни, и его очень долго не было.
Когда я была беременна, он был очень нежен со мной, словно думал, что может навредить ребенку, если будет обнимать меня слишком крепко.
Когда пришло время рожать, Фрэнк заставил Сэма посреди ночи поехать в соседний город за доктором.
Все это время я думала о маме и о том, как она бросила меня, и поняла, что я, так же как и муж, боюсь рождения этого ребенка.
Когда доктор наконец положил Джимми мне на руки, я заплакала, преисполненная бесконечной любовью к ребенку. Но при этом я содрогалась от страха при мысли о том, что могу навредить малышу, обмануть его, даже бросить, как мама бросила меня. Очень страшно любить кого-то так сильно.
– Что случилось? – спросил Сэм, увидев, как я пла́чу над новорожденным.
– Думаю, мне тоже страшно, – призналась я. – Быть мамой сложно, я ведь выросла одна.
Сэм сел рядом со мной на кровать. На его лице застыло озадаченное выражение.
