Лола внимательно рассматривала лицо Рене Кантор. Она помнила убийство, произошедшее двенадцать лет назад, в таких подробностях, как будто это было вчера. Она продолжала улыбаться, однако ее взгляд заволокла дымка:
— «Отаку» — культовый комикс. Я рекомендую вам взять его, если вы не знаете, с чего начать. Но я вас предупреждаю — в нем есть насилие. И он в пятнадцати частях.
— Там есть увечья?
— Э-э… среди прочего.
— Ну, насаживайте приманку.
— Простите?
— Расскажите мне фрагмент этой истории.
— Все начинается с того, что одна лицеистка решает продать свой образ, чтобы заработать денег. Потом она будет кусать из-за этого локти.
— Почему?
— Если я скажу больше, то раскрою интригу. Комикс построен по принципу детективного романа…
— Нет-нет, рассказывайте. Я хочу знать, во что ввязываюсь.
— Один коллекционер решает расчленить ее и упаковать части тела в пакеты. А потом разослать эти пакеты другим девушкам, позировавшим для этой компании.
— Этот комикс кажется мне достаточно извращенным, беру первую часть.
— Прекрасное решение. Завернуть в подарочную упаковку?
— Не нужно. Я покупаю для себя.
Лола заплатила, взяла кассовый чек, но альбом с комиксом Рене Кантор по-прежнему держала в руках. Короткое мгновение две женщины, находившиеся по разные стороны «Отаку», пристально рассматривали друг друга.
— Вы ведь на самом деле не любите комиксы, правда?
— Уж поверьте мне, скандалы я люблю еще меньше.
— Я знаю, кто вы. Лола Жост, отставной комиссар. И вы ведете следствие по делу Ринже. Мой муж имел честь принять вас у себя. Он меня предупредил.
— Надеюсь, вы окажетесь более разговорчивой, чем он.
Рене Кантор положила альбом и надела на лицо другую улыбку. Их запас, похоже, был неистощим.
— Знайте, я очень довольна этим. Нет, конечно… я не радуюсь смерти Ванессы Ринже. Но… А, ладно! Я всегда считала, что Ринко убил Максим Дюшан.
— А почему, мадам Кантор?
— Потому что видимость идеальной пары скрывала реальное положение вещей. Ринко не была с ним счастлива.
— Она говорила вам об этом?
— Он все время отсутствовал. Мотался с одной войны на другую. Она перестала ждать его и бояться за него.
— Перестала?
— Ринко нашла себе утешение с кем-то еще, а Максим этого не перенес.
— Кто он?
— Не знаю.
— Но вы были подругами…
— Может быть, он был женат. Ринко была не из тех женщин, которым нравятся скандалы. И вы зря считаете, что она была извращенкой — это не так. Она была очень восприимчивым художником, улавливавшим, а потом воспроизводившим жестокость своей эпохи, однако она не воспринимала…
— Вы обращались в полицию?
— Нет.
— Почему?
— У меня нет никаких доказательств. Официально Максим был в командировке, однако на самолете можно вернуться когда угодно. В любом случае, если он снова взялся за старое и начал с Ванессы Ринже…
— То в этот раз вы пойдете в полицию, так?
— Все знают, что Максим Дюшан находится под подозрением. Зачем же мне туда лезть? К тому же сейчас у меня не больше доказательств, чем раньше.
Ее улыбка превратилась в горестную гримасу, которая причинила Лоле боль, потому что лицо Рене отдаленно напоминало ей лицо Максима. Лоле очень захотелось спросить, нет ли у нее других причин сердиться на Максима. Может быть, ей хотелось пережить вместе с ним один из «опытов», на которые она была так падка? Может быть, он отклонил ее предложения? Однако поскольку такой подход был стратегически неверным, она спросила:
— Два этих убийства в чем-нибудь схожи?
— Их обеих задушили. Сексуального насилия не было. Хотя…
— Хотя?
— Он привязал ее… чулками к спинке кровати.
— Привязал?
— За лодыжки.
— Но почему только за лодыжки? Обычно жертву привязывают и за руки, и за ноги, либо за запястья…
— Что вы хотите от меня услышать? Мир сошел с ума. Окончательно сошел с ума.
— Можно поговорить с вашим сыном, Патриком?
— Патрик дома. Сегодня у нас не так много клиентов.
— Ваш муж сказал мне, что сын работает с вами.
— К сожалению, моего сына учеба не вдохновляет. Одно время он работал с Родольфом в «Звездной панораме», а сейчас помогает мне в книжном магазине. На самом деле Патрик проводит много времени за своим компьютером. Квартира находится над «Огурцом в маске». Это практично. Может быть, даже слишком.
