— Ну, рассказывай, — вздохнула она, — и тебе полегчает, и я развлекусь.
И Бартельми рассказал о белокурой Ванессе и двух ее подругах с Пассаж-дю-Дезир. О девушках, которые отнюдь не купаются в золоте и снимают маленькую квартиру в складчину, чтобы иметь возможность жить в центре Парижа. Он описал бледное нетронутое лицо жертвы, быстрое и сильное удушение, фокус с пылесосом, отсутствие в преступлении сексуального оттенка. Рассказал он и о ногах, несомненно отрубленных сечкой; Бартельми особо задержался на этих отрубленных и исчезнувших ногах. Он упомянул об отсутствии материала для анализа ДНК, потенциальных врагов, мобильного телефона и смысла. И еще этот контраст. Непонятный контраст между мгновенным удушением и грязным надругательством, нетронутым лицом и двумя липкими обрубками. И все это произошло со скромной служащей, не имевшей, если верить ее соседкам, темного прошлого. Никакого личного дневника, никаких писем, только этажерка с детскими книгами вроде «Девочки со спичками», куклы и мягкие игрушки.
Лола Жост обхватила пальцами горячую чашку; ее очки запотели от пара, и по глазам ничего нельзя было прочесть. Хладнокровно рассказывая ей об искалеченном трупе, он рисковал, ибо воскрешал в ней воспоминания о смерти лейтенанта Туссена Киджо. Его внезапный и насильственный уход из жизни стал началом проблем, той искрой, от которой разгорелся пожар, оставивший после себя только пепел. Под руководством своей начальницы все парни комиссариата Десятого округа объединились в сплоченную команду. Сейчас от нее остались лишь головешки: каждый день Садовый Гном еще подливал масла в огонь с наивной жестокостью дурачка, уже с утра теряющего интерес к работе. Неудивительно, что в результате всего этого хочется обратиться к психиатру. Не важно, зовут ли его Антуан или Жан-Гедеон. Далматин ли у него или обезьяна с Борнео.
— Я знаю Хадиджу и Хлою, — сказала Лола, прервав молчание. — Они официантки в «Дневных и ночных красавицах», ресторанчике на Пассаж-Бради, где я люблю посидеть. По-моему, они милые девушки. Груссе их немного помучает, но потом отпустит.
— Ну, на него это не похоже. Следов взлома нет. То есть либо у убийцы были ключи от квартиры, либо его впустила сама Ванесса.
— Ты прекрасно знаешь, Бартельми, что семьдесят процентов убийств совершается именно близкими жертвы или ее друзьями. Ну, а если это знаешь ты, то уголовная полиция и подавно. Он работает с соседками Ванессы. Да любой нормальный полицейский сделал бы то же самое.
— Образ мыслей Садового Гнома беспокоит меня гораздо меньше, чем стиль его работы.
— Я дам тебе хороший совет, Бартельми: предоставь все времени. И ты увидишь: все образуется.
— Но сердце мне подсказывает совсем другое. А оно редко ошибается.
— Ты знаешь метафизику пазла, Бартельми?
Он ограничился тем, что отрицательно покачал головой.
— Нужен один-единственный, кусочек, и тогда вся вселенная собирается в единое целое. При условии, конечно, что ты ограничишь вселенную разумными рамками. Рамками вселенной, которая нам доступна. Когда ты сгибаешься под непосильным бременем, надо просто облегчить себе ношу, Бартельми.
— Я не понимаю, что вы хотите сказать, мадам.
— Да, в прежние времена ты был посообразительнее. Я хочу сказать вот что: я не могу больше переступать порог комиссариата Десятого округа. Это для меня физически невозможно. Я не могу больше садиться за свой стол, как будто ничего не произошло, и править вашей бандой остолопов железной рукой в бархатной перчатке, пряча каменное лицо под карнавальной маской. Я была, но меня больше нет. Я давала, но больше мне дать нечего. Поэтому сейчас я собираю пазлы, и это нехитрое занятие меня удовлетворяет. Полностью.
— Трудно поверить.
— Я не прошу тебя в это поверить, мой мальчик, ты же не гуру. Что бы ты о себе ни думал. Сейчас вами управляет Жан-Паскаль Груссе, он же офицер уголовной полиции. Он вовсе не такой мерзавец, каким кажется. Он разрешает тебе искать кусочек.
— Кусочек?
— Кусочек пазла, глупый. Тот кусочек, который ты положишь на место в завершение следствия, и хотя бы на пять минут весь мир окажется в твоих руках. Это твой триумф и твое служение, малыш. Но для этого, наверное, надо начать твое следствие поскорее. Тебе не кажется?
