– Рус?
– Рус, рус, руки в гору!
Там, где тени складывались, как страницы книги, славя победителя, восторженно зачирикали девичьи голоса.
– Гитлер капут?
– Всем капут, ты мне зубы не заговаривай.
– А это видел? – Мартин выставил вперед до белизны в ногтях сжимаемый пульт и нажал кнопку.
– Через десять секунд ракета стартует и заложница погибнет!
– Шутишь.
– До запуска осталось восемь секунд, – со стороны ракеты прокаркал гнусаво-механический голос, – Всему персоналу немедленно перейти в укрытие! Начинаем обратный отсчет. Пять…Четыре…
Илья соколом выпорхнул из танковой башни и понесся по крупчатому снежному насту к ракете, в его правой руке опасно сверкала саперная лопатка. Мартин злобно ухмыльнулся и нажал на пульте следующую кнопку. Кучин боковым зрением срисовал, что инвалидное кресло германца начало самым фантастическим образом трансформироваться. Вылущились над головой и по стрекозиному начали раскладываться крылья, откуда то из-под ног выехал мотор с пропеллером, лязгнул, стыкуясь, занял место спереди и стал обрастать корпусом…
Кучин являл собой метеор, но самому казалось, что движется со скоростью роста волос. Илья понял, что успевает, только махнув рукой на происки старика. Подскочил, еле удержавшись на скользком льду, и быстрей, чем воробей клюет крошку, метнул сталь в космы торчащих наружу у боеголовки проводов.
– Дв-в-в… – захлебнулся гнусавый отсчет.
– Я с мужем поругалась… Он пьяный вернулся. Я хотела отомстить… – хныкала прикованная девушка.
А кресло Бормана тем временем превратилось в разработанный фирмой «Extra Flugzeugb» легкий многоцелевой самолет Е 400 [145]. И этот трансформер, все убыстряясь, выжимая из продавленной мерзлой почвы скрип и хруст, понесся вперед. Чуть не чиркнув крыльями, проскочил ворота, перемахнул набережную и взлетел. Вонзился в непроглядное небо и слился с непроглядным небом, обсыпав провожающих горькими пилюлями.
– Что ж тебе, умная Маша, дома-то не сиделось!? – в сердцах отшвырнул саперную лопатку Илья.
– А откуда вы знаете, как меня зовут? – сквозь всхлип спросила пленница.
* * *
Дремучие бронемашины полукольцом окружили Московский вокзал. Какие-то людишки в невыразительной форме засуетились между клепанными бортами, заворачивая поддатые толпы праздных петербуржцев. Дескать, музей переезжает, ничего интересного, вот вам лучше билеты в ресторан «Тинькоф» или ночной клуб «Метро». Я, видишь, на посту, билеты все равно пропадают… Средство от зевак оказалось безотказным.
Город расцветал иллюминацией. Кардиограммами и зарницами полыхали рекламы и витрины. С Дворцовой площади фонтанировали салюты. Барабанной дробью по переулкам сеялся петардный треск. А здесь – на куполе Московского вокзала – властвовала тишина. Даже было слышно, как под самыми стенами, урча, трудился пробившийся сквозь оцепление крошечный снегоуборочный кар. Оранжевый огонек его мигалки то выползал из-под края купола, то вновь скрывался.
– Не клево тут, – мрачно изрекла Герда, ни к кому, собственно, не обращаясь. Огляделась. Со всех сторон их окружал кромешный мрак, подкрашиваемый далекими всполохами. Крутились и плясали тарантеллу снежинки. Герда зябко передернула плечами и жалобно повторила: – Нет, совсем не клево.
Кортес ее не слушал. Он говорил по спутниковому телефону, отгородившись от ветра плечом и высоким воротником дохи. Судя по напряженной спине индейца, он то ли угрожал кому-то, то ли кого-то в чем-то убеждал… Ясно кому: дедуле Мартину…
-…Кстати, даже не думай пальнуть по вокзалу шрапнелью, после того, как я заведу «Славянскую булаву». Рядом со мной Герда Хоффер, твоя внучка. Не ждал? Ха-ха-ха!
– Индейская швайн!
– Изумрудная стрекоза Чудса умеет кормиться негой занимающихся любовью шакалов.
– Дай ей сказать слово!
– Если бы я лгал, твой телефон меня бы изобличил. Вы, лунолицие, погрязли во лжи, вы уже не верите даже своим машинам. Пожалуйста.
– Деда, он нечестно убил тетю Женевьев…
– Да, трухлявый баобаб, весь перелет я прятал Герду у тебя за спиной. Я ее провез на борту твоего же самолета! Ха-ха-ха! А потом в багажнике твоего же лимузина! Ха-ха-ха!!!
