— Это не умно. Для нас обоих.
— Я знаю. Мы станем очень, очень глупыми.
— Мы должны остановиться.
— Пожалуйста, останавливайтесь. А я не собираюсь.
Грей двинулся в воде. Твердое мужское тепло скользнуло по тайным и чувствительным местам ее тела, не привыкшим к таким неразумным занятиям. Желание расцвело и жгло ее, распространяясь внутри.
— Я не могу думать, когда вы это делаете.
— А тебе незачем думать. Ты уже поняла это. Помнишь Платона? Я вторая половина твоего яйца. Мы, в конце концов, встретились.
— Может быть. Я не знаю. О Платоне легче говорить, когда у вас были связаны руки.
Он исследовал ее грудь, оставляя у пиков огненные следы.
— То, что вы со мной делаете, прекрасно. И вы прекрасны до боли, когда я смотрю на вас. Как изгиб волны или падающий лист. Я вам говорила?
— Не многими словами. — Он прихватил сосок, чтобы поцеловать его. — Они поднялись, такие розовые. Показывают, как тебе нравится, что я делаю. И вкус хороший. — Еще поцелуй. — Мыльный, но хороший. Думаю, что пока займусь этим. Останови меня, когда тебе надоест.
Анник не только не остановила его, но даже позволила его рту вести ее от одного потрясения к другому, в кружащуюся пустоту. Она стонала, всем телом выгибаясь ему навстречу. Это была полная капитуляция.
Она стала частью безумия, и он точно знал, когда она сдалась.
— Я чувствую, как тебе нравится, когда я делаю это там внизу. Остальное тебе понравится тоже.
— Я… еще решаю. Не торопи меня. Я еще решаю, да… или нет. Может, нет?…
— Ты продолжаешь думать, но уже поздно. Ты не смогла остановиться.
Грей прав. Она не может оторваться от него даже ради спасения жизни. Он гладил низ живота, где она так ждала его. Запутался пальцами в мелких завитках, однако не входил в нее. Хотя мог в любой момент. Какая пытка знать, что он сам решит, когда пора…
— Это… Я не должна.
— Ты готова, — сказал он. Хрипота из голоса исчезла, глаза стали дымчатыми, с пламенем в глубине. — Но мы будем ждать, пока каждая частица тебя захочет этого.
— Нет. — Она не могла заглянуть в эти глаза, иначе бы пропала. — Я… Нет.
Он сделал глубокий вдох и замер. Он давно был готов под ней.
— В чем дело, Лисенок? — Руки у него дрожали, когда он поднял ей подбородок, изучая ее лицо. — Клянусь, я никогда бы этого не сделал, если б не думал, что ты сама этого хочешь. В чем дело?
— Я не… я не делаю это с английскими шпионами… которым на меня наплевать. И которые… смущают меня.
— Ты не делаешь этого ни с кем, судя по имеющимся признакам. Мужчина это знает. — Он убрал с ее лица прядь волос. Она не смотрела на него. Смех, желание, нежность лились из Грея… и трезвое понимание того, что ее пугает. — Хоть немного поверь мне, Лисенок. Ты хочешь этого. Иначе я не стал бы лишать тебя невинности в ванне.
— Я…
— Я с самого начала знал. Ты. Одна ты. Неизбежно. — Он коснулся пальцем ее щеки, потом губ. Она дрожала. Оба знали, что он с ней делает. — Мы справимся. Верь мне. Хочешь немного поговорить?
— Я не могу. Ты меня отвлекаешь.
Черт, он думал, это очень смешно — вода качалась от его смеха.
— Я считаю, что еще больше отвлеку тебя. — Он поцеловал одну грудь, затем вторую.
Анник уже двигалась в его объятиях, неспособная остановиться. Но Грей еще хотел слов признания. Он пытал их обоих своими глупыми угрызениями совести. Она не столь наивна, чтобы уступить мужчине, пока он смеется над ней. Ее больше не интересовало, умно ли это, гибельно или просто неизбежно. Он ей нужен. Он будет принадлежать ей. Он сейчас увидит, как она сдается, Анник ухватилась за края ванны и поднялась. Он был готов. Она резко села на него.
И закричала от боли. Внутри что-то разорвалось. Удар болезненного удовольствия. Сладость меда.
— Боже! Подожди!… — Грей схватил ее за бедра, крепко прижал к себе, задыхаясь, с искаженным лицом. — Подожди минуту.
— Да. — Она замерла.
— Это было… Это… — Он судорожно вздохнул. — Анник, мужчины любят готовиться к делам такого рода. — Он засмеялся. — Ты чуть не свела меня в могилу, женщина. Больно?
— Нет. — Она покачала головой. — Да. Не совсем. Необычное чувство.
— Могу себе представить. — Он провел рукой по всему ее телу. — Не двигайся, а то это произойдет слишком… быстро. Я предполагал нечто медленное, искусно сделанное.
