Она ничего не делала? Она помнила его запах, свой безудержный крик, помнила, как терлась об него.
— Я не думаю, что это лишь сон. На мне была ваша рубашка. Я хотела снять ее. Я хотела…
Она повернулась, чтобы прижаться к его запястью. Почувствовать его. Она даже не заметила, что делает это, пока Грей не отдернул руку.
— Давайте я посажу вас в карету. Вы ничего этого не хотите. Вам просто кажется. — Теперь в его голосе слышалось раздражение. — И вы сейчас заснете стоя.
— Грей, мы должны ехать. — Это Дойл.
Он, конечно, все слышал, и Эйдриан тоже. Она с таким же успехом могла бы раздеться догола, учитывая полную невозможность побыть одной.
— Я вас не хочу. И я не сплю.
— Тогда я не должен поднимать вас в карету. Вы можете забраться самостоятельно. Вот так. Эйдриан, не помогай, ты разбередишь свою рану.
Но Эйдриан втянул ее на сиденье. Она сделает ему выговор, когда проснется. Грей обнял ее.
— Где мы?
— В часе езды от Дортера.
— Я была там два года назад. — Анник попыталась вызвать из памяти карту этого места, но изображение меркло, потом исчезло. — Я была в деревнях контрабандистов. Пряталась.
Грей придвинулся ближе.
— Хорошее место. И от кого вы прятались два года назад?
— Восстание в Вандее. Последнее. Было… очень плохо. Я не могла поверить, что французские солдаты делали такое с французскими женщинами и детьми. Мне давали дикие приказы… — Все путалось у нее в голове. Осколки боли. Воспоминания. — Но я не подчинялась их приказам. Я не стала шпионить за несчастными людьми, убежала и спряталась. Они были очень злы на меня. — Анник потерлась о его руку. — Наркотики сделали меня слишком разговорчивой. Я должна помнить об этом.
— Здесь нет государственных тайн, Лисенок. Весь мир знает, что Наполеон сделал в Вандее.
— Но я все равно не должна много болтать, пока не прояснится голова. Вы знаете, что были совсем не похожи на себя, когда говорили по-немецки? Я даже на миг испугалась. Как будто в карете вдруг появился другой человек. Больше не делайте этого.
— Хорошо. Почему бы вам не поспать?
И она засыпала. То ли он снова давал ей наркотики, то ли еще действовала прежняя доза.
— Я помню, что мы делали вместе. И это было неприлично, я почти уверена. Я решу, как поступить, когда проснусь. Может, попытаюсь задушить вас еще раз. Хотя у вас красивое тело. Как у большого животного.
— Должно быть, вы провели сложные и весьма интересные ночи, — пробормотал Эйдриан.
— Заткнись, — ответил Грей.
Когда она почти заснула, он притянул ее к груди жестом собственника. Где Анник и устроилась, словно это место было предназначено именно для нее.
— Анник, просыпайтесь, — тряс ее Грей. — У нас большие неприятности.
Пробравшись сквозь пуховую черноту, она мгновенно испугалась. Случилось что-то плохое. Очень плохое. Карета ускорила ход, кренясь на рытвинах.
— За нами отряд, — сказал Грей. — По крайней мере человек семь или восемь. Они пока далеко, но это дело времени. Мы не сможем уйти от них.
Эйдриан спокойно и быстро двигался на противоположном сиденье.
— Я готов. — Он чем-то щелкнул.
Замок сумки, подумала она.
— Все в штатском. Скачут не как армейские. И не похожи на таможенников. Это люди Леблана, — сообщил ей Грей.
— Они выследили нас? — Анник потерла лицо.
— Думаю, простое невезение. Леблан закинул сеть по всему побережью и поймал нас. Мы знали, что это может случиться.
Грей был занят какими-то металлическими предметами. Она почувствовала запах пороха. Они будут драться. Трое против целого отряда.
Анник слышала эхо лошадиных подков, значит, они уже в лесу. Всадники не смогут действовать согласованно на узкой лесной тропе. Максимум двое подойдут сзади. Дойл на козлах умрет сразу, от первых же выстрелов. Грей и Эйдриан какое-то время продержатся, а затем тоже погибнут. Тонкие стены кареты не защитят от пуль.
Она свернется, как собака, на полу. Но в конце концов, если она не будет убита шальной пулей, ее найдут и отвезут к Леблану. Гнев и страх перехватили ей горло. Никогда еще она не чувствовала себя такой бесполезной и беспомощной, как в эту минуту. Она проклинала свою слепоту.
Грей сжал ей плечи, как будто хотел проверить ее силу. Он почувствовал, что она дрожит, но знал, как мало это значит.
