— Там у стены можно устроиться, — сказал Эйдриан. Между алтарем и стеной часовни было место, куда не долетал ветер. Эйдриан сел прямо на камни, завернувшись в свою куртку. Сил у него совсем не осталось, поэтому Анник не спорила, когда он указывал ей, что делать. Она просто игнорировала его и все делала сама.
Трудно разбивать лагерь в темноте, но возможно. В юности она делала это во многих неудобных местах. Среди мусора на полу часовни нашлись камни для дубинки и хорошая палка, которая была очень ей нужна.
За часовней росли колючие джунгли, в свое время тут находился сад монахов. По сохранившимся тропинкам Анник могла ходить между обугленными бревнами и рухнувшими стенами. В углах обнаружился папоротник, достаточно сухой, чтобы на нем спать, а также полусгоревшее дерево, из которого можно было развести дюжину костров. Анник нашла даже яблоню. Правда, не было ежевики, видимо, ее склевали птицы.
Она не услышала вдали ни малейших намеков на бой. Что бы ни случилось с Греем, это произошло тихо или очень далеко. Анник дала себе волю поплакать, работая под дождем в пустом саду.
Грязная, промокшая, она вернулась с папоротником и дровами, но, по крайней мере, в часовне хоть не было дождя. Она присела на корточки рядом с алтарем, который на ощупь показался ей мраморным, отложила маленькую дубинку и сделала еще одну. Теперь надо разжечь костер. Еще до слепоты Анник научилась делать это в темноте.
— Здесь печально. Мне чужда любовь английских шпионов к подобным местам. — Она подбрасывала в огонь кусочки того, что прежде было резной деревянной скульптурой ангела, чувствуя их сухую легкость, следы краски и позолоты. — Думаешь, у них есть хоть один шанс?
Эйдриан сидел на куче папоротника, прислонившись к стене.
— Они слишком хитры, слишком опытны. Вряд ли найдется человек, способный разыскать их при такой погоде в необитаемой местности. А в лесу Грей вообще наполовину олень.
— Да, с погодой нам повезло. — Анник спокойно подкладывала кусочки дерева в огонь, не опаляя себя. Хитрость, давно ей известная. — Если тщательно прислушаться, я могу услышать отсюда море. Ну, вот и разгорелось.
— Я бы мог сделать это сам.
— Разумеется. Но моим рукам нужно занятие. Потом расставлю силки для кроликов.
— Мы пока не голодаем, а ты уже насквозь промокла. В сумке есть плащ, который я прихватил для тебя. Не замерзнешь ночью.
— Мы оба не замерзнем. А при таком костре я быстро высохну. Где твоя сумка? Хотелось бы взглянуть.
— Наверху заряженный пистолет.
— Даже не почувствовав запаха, я бы не сомневалась, что в любой твоей сумке наверху будет заряженный пистолет. — Зашуршал папоротник, и она сказала: — Не шпионаж делает тебя глупым, а то, что ты мужчина. Я, например, участвую в том, что вы, англичане, называете Игрой, лет… десять. Ага! Вижу, замок работает. И за все эти годы я держала в руках заряженный пистолет три раза. Считая этот. Я дам тебе этот глупый пистолет, чтобы ты спрятал его под подушку.
— Можешь очень аккуратно положить его сюда.
— Ты не доверяешь мне потому, что мои глаза не видят, хоть я невыразимо ловкая. — Анник покачала головой. — Увы! Обычная человеческая глупость, ты не думаешь? Вот плащ, о котором ты говорил. Замечательно. Он прикроет нас сверху, а под себя мы подстелем твою куртку.
— Ты удивительная женщина, Лисенок.
— Да. Но ты этого не знаешь, потому что никогда еще не пробовал один из моих омлетов. Боже, ты носишь с собой много полезных вещей! И ножи. Вот этот хорош…
— Я люблю его.
На дне сумки Анник нащупала моток шелковой веревки, тонкой, но достаточно прочной, чтобы выдержать человеческий вес.
— Эйдриан, хочу тебе сказать… мы очень похожи, ты и я. Хотя ты носишь шумный пистолет с порохом, который наверняка отсырел. Эта веревка… Я сделаю из нее отличные силки. Ты мне поможешь.
— Для кроликов, Анник?
Она засмеялась:
— Нет. Для хищных ласок.
