— Я так мало знаю тебя. Ты казался таким, таким… Просто солнышко, светленькое.
— А теперь?
— Теперь вижу — другой. Ты — больше.
— Больше солнца?
— Шути-шути. Ты больше простенького. Там в тебе — глубина. И это не пещера, Витенька. Ты — глубже себя.
— Это плохо?
Пожав плечами, она покачала головой, щекоча голые плечи концами волос.
— Это — сложно. Но знаешь, я ведь тоже совсем не простая. И мы можем, можем быть такими, какие есть, оба.
— Ты согласна на такое?
— Да.
Слово встало в сумрачной комнате невидимым столбом, крепким, как маячная башня. Витька откинулся на подушку, глядя в потолок. И Аглая увидела, как его лицо становится мягким и светлеет.
— Ну что ж. Нам будет очень непросто. Но мы попробуем, да?
И ещё одно «да» встало в сумраке комнаты.
Изогнувшись, он нашарил на стене выключатель. Щёлк, и комната ушла в сумрак, как в глубокую воду.
— Мне Альехо как-то одну вещь сказал. Я не понял тогда. Тот, кто не ходил в темноту, не увидит настоящего света. А я не хотел в темноту. Но она сама приходит. Изнутри. Понимаешь?
— Наверное, да.
Щёлк. Мягко сверкнули гранёные подвески люстры, забелел бочок старого кофейника за стеклом шкафа.
— И это не Ноа. Это я сам, во мне. Не боишься?
— Боюсь.
Щёлк. Блики погасли, и на чёрной шторе мутно нарисовались огни далёких фонарей.
— Я сам боюсь. Могу сделать тебе больно. Если мы решили, что пойдём до конца вместе.
Щёлк. Свет очертил рамку монитора и круглый край полированного стола.
Аглая молчала.
— Но я клянусь тебе, что…
Щёлк. И после молчания его слова упали и канули в ночной воздух:
— Я никогда тебя не уничтожу. Сберегу.
Невидимый, он повернулся, взял её за плечи и прижал к себе. Притиснул живот к животу, колени к её ногам, щекой придавил ухо.
— Ты веришь мне?
— Верю.
— Тогда спи. Это только ночные разговоры. Утром будет другое, светлое.
— Да, мой любимый.
Она послушно закрыла глаза и приготовилась спать. Про себя удивилась: вот же всю жизнь делала всё сама и решала сама. А теперь человеку, который и сам не знает, что с ним и что в нём, — отдала себя. И это правильно для неё. Оказывается так. Удивительно!
— Аглая?
— Что, любимый мой?
— Кота заведём? Белого, огромного.
— Нет.
— Как это нет? Ты моя и не слушаешься?
— Кошку. Маленькую, чёрную.
Он фыркнул ей в ухо. Сказал, сдувая влажные волосы с виска:
— Будет у меня две кошки, маленьких, чёрных. Ладно уж.
Глава 54
Меру и Серые Бабочки
Женщины созданы для многих вещей. Для радости смотреть на них, когда идут, покачивая широкими бёдрами, и вдруг — поворот головы на стройной шее и взгляд на тебя. Для домашних работ, пока мужчины делают свои, трудные и опасные мужские дела. Женщины — для ночей, чтобы они были горячими, как солнечные пятна на песке у реки, там, где цветут водяные лилеи и пахнут так, что кружится голова. Потому женщины племени леса сильны и красивы. И, наверное, потому каждый год некоторые из них исчезают в зелёной чаще леса, не возвращаясь. Или уходят в озеро исполнять обряд благодарности Владыкам. Тоже навсегда.
Никто не говорит о том, куда ушли и что там с ними, просто все уверены: там лучше. Туда — забирают. Но незнание страшит, и потому никто не захочет уйти сам, по собственной воле. Или отдать свою женщину.
Меру споткнулся на выскочившей из полотна жерди, схватился перевязанной рукой за перила и застонал от дернувшей боли. Пошёл дальше, поглядывая в сумрак под босыми ногами и придерживая ноющую руку здоровой.
Но есть неспокойные, которым мало жить в семейном доме, мало готовить еду и ждать, когда вернётся с охоты муж, сбрасывая на порог шкуру добытого кота. Они, будто боги лишили их разума, уходят блуждать по дальним тропинкам. Если такая смотрит в сторону леса, то рано или поздно уйдёт совсем, не вернётся. Только старая Берита вернулась. Но она знала, чего хочет, и силы в ней побольше, чем у десятка охотников. Меру помнил, как мальчишками они бегали на реку ночью смотреть, как Берита купается. Она всегда приходила одна, скидывала на лунный песок светлую тайку и шла к воде, высокая, сильная, с красивыми плечами и гордой головой. Сколько раз они прятались в кустах, ожидая её возвращения из воды, но Берита, взрослая девушка, не захотевшая себе мужа, уплывала далеко и плавала так долго, что мальчишки убегали домой, — не остаться бы без ужина. Или засыпали среди веток, налёживая себе бока. Однажды проснулись, крепко прикрученные друг к другу лианами, втроём. Так и ворочались, а потом их нашли малыши и привели перепуганных матерей. Было стыдно, женщины смеялись, ведя их домой, но, когда Берита встала на пороге хижины, сложив на груди руки и еле заметно улыбаясь, а чёрные волосы покрывали одно плечо и спускались волной до самых колен, смех умолк. Только одна из женщин, кивнув и заторопившись, сказала негромко, убедившись, что отошли далеко:
