| А был один из доблестнейших козаков; много совершил он под своим атаманством морских походов, но славнее всех был поход к анатольским берегам. |
| They collected many sequins, much valuable Turkish plunder, caftans, and adornments of every description. But misfortune awaited them on their way back. They came across the Turkish fleet, and were fired on by the ships. | Много набрали они тогда цехинов, дорогой турецкой габы , киндяков и всяких убранств, но мыкнули горе на обратном пути: попались, сердечные, под турецкие ядра. |
| Half the boats were crushed and overturned, drowning more than one; but the bundles of reeds bound to the sides, Cossack fashion, saved the boats from completely sinking. | Как хватило их с корабля - половина челнов закружилась и перевернулась, потопивши не одного в воду, но привязанные к бокам камыши спасли челны от потопления. |
| Balaban rowed off at full speed, and steered straight in the face of the sun, thus rendering himself invisible to the Turkish ships. | Балабан отплыл на всех веслах, стал прямо к солнцу и через то сделался невиден турецкому кораблю. |
| All the following night they spent in baling out the water with pails and their caps, and in repairing the damaged places. They made sails out of their Cossack trousers, and, sailing off, escaped from the fastest Turkish vessels. | Всю ночь потом черпаками и шапками выбирали они воду, латая пробитые места; из козацких штанов нарезали парусов, понеслись и убежали от быстрейшего турецкого корабля. |
| And not only did they arrive unharmed at the Setch, but they brought a gold-embroidered vesture for the archimandrite at the Mezhigorsky Monastery in Kief, and an ikon frame of pure silver for the church in honour of the Intercession of the Virgin Mary, which is in Zaporozhe. | И мало того что прибыли безбедно на Сечу, привезли еще златошвейную ризу архимандриту Межигорского киевского монастыря и на Покров, что на Запорожье, оклад из чистого серебра. |
| The guitar-players celebrated the daring of Balaban and his Cossacks for a long time afterwards. | И славили долго потом бандуристы удачливость козаков. |
| Now he bowed his head, feeling the pains which precede death, and said quietly, | Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: |
| "I am permitted, brother gentles, to die a fine death. Seven have I hewn in pieces, nine have I pierced with my lance, many have I trampled upon with my horse's hoofs; and I no longer remember how many my bullets have slain. | "Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею смертью: семерых изрубил, девятерых копьем исколол. Истоптал конем вдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. |
| May our Russian land flourish forever!" and his spirit fled. | Пусть же цветет вечно Русская земля!.." И отлетела его душа. |
| Cossacks, Cossacks! abandon not the flower of your army. | Козаки, козаки! не выдавайте лучшего цвета вашего войска! |
| Already was Kukubenko surrounded, and seven men only remained of all the Nezamaikovsky kuren, exhausted and with garments already stained with their blood. | Уже обступили Кукубенка, уже семь человек только осталось изо всего Незамайковского куреня; уже и те отбиваются через силу; уже окровавилась на нем одежда. |
| Taras himself, perceiving their straits, hastened to their rescue; but the Cossacks arrived too late. Before the enemies who surrounded him could be driven off, a spear was buried just below Kukubenko's heart. | Сам Тарас, увидя беду его, поспешил на выручку. Но поздно подоспели козаки: уже успело ему углубиться под сердце копье прежде, чем были отогнаны обступившие его враги. |
| He sank into the arms of the Cossacks who caught him, and his young blood flowed in a stream, like precious wine brought from the cellar in a glass vessel by careless servants, who, stumbling at the entrance, break the rich flask. The wine streams over the ground, and the master, hastening up, tears his hair, having reserved it, in order that if God should grant him, in his old age, to meet again the comrade of his youth, they might over it recall together former days, when a man enjoyed himself otherwise and better than now. Kukubenko cast his eyes around, and said, |
