| Not one of the Cossacks owns such weapons as I; for the pommel of my sword alone they would give their best drove of horses and three thousand sheep. | Такого ни у кого нет теперь у козаков наших оружия, как у меня: за одну рукоять моей сабли дают мне лучший табун и три тысячи овец. |
| And I renounce all this, I discard it, I throw it aside, I will burn and drown it, if you will but say the word, or even move your delicate black brows! | И от всего этого откажусь, кину, брошу, сожгу, затоплю, если только ты вымолвишь одно слово или хотя только шевельнешь своею тонкою черною бровью! |
| But I know that I am talking madly and wide of the mark; that all this is not fitting here; that it is not for me, who have passed my life in the seminary and among the Zaporozhtzi, to speak as they speak where kings, princes, and all the best of noble knighthood have been. | Но знаю, что, может быть, несу глупые речи, и некстати, и нейдет все это сюда, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где бывают короли, князья и все что ни есть лучшего в вельможном рыцарстве. |
| I can see that you are a different being from the rest of us, and far above all other boyars' wives and maiden daughters." | Вижу, что ты иное творенье бога, нежели все мы, и далеки пред тобою все другие боярские жены и дочери-девы. Мы не годимся быть твоими рабами, только небесные ангелы могут служить тебе. |
| With growing amazement the maiden listened, losing no single word, to the frank, sincere language in which, as in a mirror, the young, strong spirit reflected itself. | С возрастающим изумлением, вся превратившись в слух, не проронив ни одного слова, слушала дева открытую сердечную речь, в которой, как в зеркале, отражалась молодая, полная сил душа. |
| Each simple word of this speech, uttered in a voice which penetrated straight to the depths of her heart, was clothed in power. | И каждое простое слово сей речи, выговоренное голосом, летевшим прямо с сердечного дна, было облечено в силу. |
| She advanced her beautiful face, pushed back her troublesome hair, opened her mouth, and gazed long, with parted lips. | И выдалось вперед все прекрасное лицо ее, отбросила она далеко назад досадные волосы, открыла уста и долго глядела с открытыми устами. |
| Then she tried to say something and suddenly stopped, remembering that the warrior was known by a different name; that his father, brothers, country, lay beyond, grim avengers; that the Zaporozhtzi besieging the city were terrible, and that the cruel death awaited all who were within its walls, and her eyes suddenly filled with tears. She seized a silk embroidered handkerchief and threw it over her face. In a moment it was all wet; and she sat for some time with her beautiful head thrown back, and her snowy teeth set on her lovely under-lip, as though she suddenly felt the sting of a poisonous serpent, without removing the handkerchief from her face, lest he should see her shaken with grief. | Потом хотела что-то сказать и вдруг остановилась и вспомнила, что другим назначеньем ведется рыцарь, что отец, братья и вся отчизна его стоят позади его суровыми мстителями, что страшны облегшие город запорожцы, что лютой смерти обречены все они с своим городом... И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, - как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, - и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной грусти. |
| "Speak but one word to me," said Andrii, and he took her satin-skinned hand. | - Скажи мне одно слово! - сказал Андрий и взял ее за атласную руку. |
