|
| My lord is strong and well, apparently, so he will not mind if it is a little heavy; and I will make a hole in the bottom of the waggon in order to feed my lord." | Пан здоровый и крепкий с виду, и потому ему ничего, коли будет тяжеленько; а я сделаю в возу снизу дырочку, чтобы кормить пана. |
| "Do what you will, only take me!" | - Делай как хочешь, только вези! |
| In an hour, a waggon-load of bricks left Ouman, drawn by two sorry nags. | И через час воз с кирпичом выехал из Умани, запряженный в две клячи. |
| On one of them sat tall Yankel, his long, curling ear-locks flowing from beneath his Jewish cap, as he bounced about on the horse, like a verst-mark planted by the roadside. | На одной из них сидел высокий Янкель, и длинные курчавые пейсики его развевались из-под жидовского яломка по мере того, как он подпрыгивал на лошади, длинный, как верста, поставленная на дороге. |
| CHAPTER XI | XI |
| At the time when these things took place, there were as yet on the frontiers neither custom-house officials nor guards-those bugbears of enterprising people-so that any one could bring across anything he fancied. | В то время, когда происходило описываемое событие, на пограничных местах не было еще никаких таможенных чиновников и объездчиков, этой страшной грозы предприимчивых людей, и потому всякий мог везти, что ему вздумалось. |
| If any one made a search or inspection, he did it chiefly for his own pleasure, especially if there happened to be in the waggon objects attractive to his eye, and if his own hand possessed a certain weight and power. | Если же кто и производил обыск и ревизовку, то делал это большею частию для своего собственного удовольствия, особливо если на возу находились заманчивые для глаз предметы и если его собственная рука имела порядочный вес и тяжесть. |
| But the bricks found no admirers, and they entered the principal gate unmolested. | Но кирпич не находил охотников и въехал беспрепятственно в главные городские ворота. |
| Bulba, in his narrow cage, could only hear the noise, the shouts of the driver, and nothing more. | Бульба в своей тесной клетке мог только слышать шум, крики возниц и больше ничего. |
| Yankel, bouncing up and down on his dust-covered nag, turned, after making several detours, into a dark, narrow street bearing the names of the Muddy and also of the Jews' street, because Jews from nearly every part of Warsaw were to be found here. | Янкель, подпрыгивая на своем коротком, запачканном пылью рысаке, поворотил, сделавши несколько кругов, в темную узенькую улицу, носившую название Г рязной и вместе Жидовской, потому что здесь действительно находились жиды почти со всей Варшавы. |
| This street greatly resembled a back-yard turned wrong side out. | Эта улица чрезвычайно походила на вывороченную внутренность заднего двора. |
| The sun never seemed to shine into it. | Солнце, казалось, не заходило сюда вовсе. |
| The black wooden houses, with numerous poles projecting from the windows, still further increased the darkness. | Совершенно почерневшие деревянные домы, со множеством протянутых из окон жердей, увеличивали еще более мрак. |
| Rarely did a brick wall gleam red among them; for these too, in many places, had turned quite black. | Изредка краснела между ними кирпичная стена, но и та уже во многих местах превращалась совершенно в черную. |
| Here and there, high up, a bit of stuccoed wall illumined by the sun glistened with intolerable whiteness. | Иногда только вверху ощекатуренный кусок стены, обхваченный солнцем, блистал нестерпимою для глаз белизною. |
| Pipes, rags, shells, broken and discarded tubs: every one flung whatever was useless to him into the street, thus affording the passer-by an opportunity of exercising all his five senses with the rubbish. | Тут все состояло из сильных резкостей: трубы, тряпки, шелуха, выброшенные разбитые чаны. Всякий, что только было у него негодного, швырял на улицу, доставляя прохожим возможные удобства питать все чувства свои этою дрянью. |
| A man on horseback could almost touch with his hand the poles thrown across the street from one house to another, upon which hung Jewish stockings, short trousers, and smoked geese. |
