Путешествие казалось бесконечным, но в одно прекрасное утро обоз встретил тылы армии «Запад». Огромное стадо, разбитое на гурты, перемещалось по травянистой равнине, ступенями опускавшейся к еще не видимой реке. Агыр тут же умчался искать старшего над этим мясным изобилием. Вернулся довольный собой, размахивая кусочком пергамента с печатью:
– Все сдал, до последнего барана! Видишь, Тарион, а ты меня пугал. А они даже считать не стали – загнали моих баранов к своим, и все! И лошадей так же.
Тарион хмыкнул:
– Твое счастье, что война уже идет, некогда баранами заниматься. Кто в этой суматохе посчитает, десять баранов на мясо забили или девять? Тут сейчас золотой поток струится – шире и глубже Андуина. Главное – вовремя карман подставить.
Ближе к реке стали попадаться не только тыловые части, но и резервные. Орки, харадримы, южане стояли лагерями в ожидании переправы. Обоз к мостам не подобрался даже на полдня пути – какой-то большой начальник чуть не зарубил Агыра:
– А ну, сворачивай вон туда и жди, когда про тебя вспомнят, морда обозная! Занял всю дорогу, а мне до вечера надо пять тысяч пехоты на ту сторону перебросить! Живей, не то башки лишишься!
Так обоз и сгрудился в какой-то котловине в ожидании лучших времен. Довольные обозники распрягли лошадей и занялись ужином. Гудрон почесал лапой за ухом и предложил Попову:
– Надо теперь самим ехать, господин. Искать Энамира. Обоз тут может и месяц просидеть, а то и вообще их в Лугбурз завернут, смотря как обстановка сложится.
– И как мы его в этом бардаке найдем? – засомневался Серега.
– Поедем к переправе, там поспрашиваем.
Повозку после недолгих колебаний решили бросить. Все ценное перевьючили на лошадей, а фургон подарили Агыру. Харадрим при прощании слегка расчувствовался:
– Хорошо с вами ехали, расставаться не хочется. Столько пережили. Если судьбе угодно будет – еще встретимся. А после войны приезжайте в Харад, господин капитан. Путь к моему кочевью вам любой встречный укажет. Дорогим гостем будете: молодого барашка на шашлык зарежем – ай, вкусно!
Попов поблагодарил, а урук спросил, прищурившись:
– Ты хоть на прощание скажи – знал, что твои молодцы нас убивать пошли?
Агыр сплюнул в пыль:
– Бараны тупые. Мелькором клянусь, брат-урук, без моего разрешения они из лагеря сбежали. Это же мои дальние родственники. Когда они ко мне с таким разговором пришли, я их плеткой прогнал, клянусь! По спинам, по бошкам их бестолковым хлестал, думал – ума добавлю. Вы-то уже уехали, да и не думал я, что они на такое решаться! Если бы кто живой остался – сам бы кожу содрал с недоумков. На капитана Мордора руку поднять! Да самый последний баран в стаде умнее, чем они!
– Ну-ну, – усмехнулся Гудрон, – пусть будет так. Ладно, прощай. Может, и увидимся.
Отъехав от обоза, урук сказал Попову:
– Врет он. Вернее, недоговаривает. Плеткой, может, и похлестал, особенно при свидетелях. А решили наверняка так: если выгорит дело, то часть золотишка Агыру достанется, а он дезертиров искать не станет и в Канцелярию доложит, что эльфы нас убили или гномы, для разнообразия. Ну а раз не получилось нажиться – хорошо сыгранное праведное негодование. Такие нравы в степи, что поделаешь.
– Нравы, – Серега привычно потрогал свежий рубец за ухом, – за что девчонку убили? Кому она плохо сделала? До конца жизни не прощу, сволочи!
– Свидетелей не хотели оставлять, – махнул лапой Гудрон, – тут-то все понятно.
К реке добрались уже в сумерках, и оценить ее величие Попов не смог. На отдых расположились в небольшой ложбинке, но нормально так и не поспали – земля до утра гудела под ногами и колесами, а ночь была заполнена командами, руганью, лязгом оружия и ржанием лошадей.
Утренний Андуин воображения тоже не поражал – противоположный берег и большая часть реки скрывались в тумане. Серые волны лениво бились о прибрежные камыши. В молочно-белую стену убегал изогнутый дугой по течению наплавной мост. Серега с уруком спустились к воде, сполоснули помятые лица и пошли искать какое-нибудь начальство. Первый же пойманный Гудроном за шиворот снага указал на мост:
