– Но, господин, – голова склонилась еще ниже, – это мог быть платок госпожи…
– Нашел тоже госпожу, – хмыкнул Серега, но чувство вины перед Диной вдруг кольнуло сердце, и он неожиданно смягчился. – Ладно, давай сюда.
Попов сунул платок в карман. Садовник продолжал стоять на коленях, склонив голову. Над Нурненом сверкнуло, громыхнуло, и тяжелая капля дождя клюнула капитана Мордора в темечко.
– Свободен, – буркнул парню Серега и пошел, не оглядываясь, в дом. Дины в комнате не было, Гудрон тоже куда-то исчез, лишь безмолвная горничная поправляла скомканную постель.
– Скажи, чтобы вина принесли, – бросил ей Попов, отправляясь в ванну. На душе было гадко, и Серега не мог понять, почему. Из-за Дины? Ну да, не совсем хороший поступок по отношению к женщине, кто спорит? В той, прежней жизни Попов себе такого не позволял, но женщины к нему разве лучше относились? Ирка крутила им как хотела, играя на ревности к другим поклонникам и откровенно используя в личных целях, в первую очередь, для выражения молчаливого восхищения недоступным предметом вожделения. Серега даже сплюнул, вспомнив все бесполезно проведенные минуты и часы в ожидании милостивого взгляда Ее Величества. И насколько тонко она чувствовала ту грань, на которой Попов решал бросить все к чертовой матери! Он еще не успел утвердиться в этом решении, еще не застыл цемент на бастионах его безразличия, как она разбивала тщательно возведенные стены одним выверенным коротким ударом: улыбкой, вроде бы случайным прикосновением или даже приглашением на медленный «белый» танец…
Попов скрипнул зубами – Ирка всегда легко ломала его сопротивление, и Серега послушно возвращался к той роли, которую она ему отвела, – запасной игрок. Основным составом выступал Олежа, но и он периодически присаживался на скамеечку – пережидать Иркино очередное легкое увлечение. Потом Олежа не без некоторых усилий возвращался в игру, но всегда возвращался. Попов же постоянно сидел на скамье запасных и внимания удостаивался, лишь когда пытался скамейку покинуть.
– Собака на сене, – скривился от остроты воспоминаний Серега, – ну и любуйся своим Олежей, я вам теперь не мешаю. Я теперь даже не существую в вашем мире, радуйтесь.
Но и в этом мире без проблем с женщинами не обошлось. Этель он был нужен как средство борьбы за свободу малой родины. Отказался действовать по ее плану – исчезла и взаимная привязанность. Если она была взаимной, конечно. Или вообще была. Теперь Этель враг. Попов помотал головой, пытаясь выкинуть девушку из памяти. Забыть голос, тело, прикосновения, забыть все и навсегда. Да и жива ли она? Несколько раз удача ей улыбнулась, но так не может быть вечно. Конница Энамира сейчас обшаривает все глухие уголки Прирунья, пехота жжет выселки и хутора, спрятаться трудно, если вообще возможно. И даже, паче чаяния, избежит она орочьей сабли, свои не поверят и не простят. Легко обвинять курсанта Попова в службе Мордору, ты теперь сама попробуй оправдаться, что не по злому умыслу убивала. Нет, Этель он уже вряд ли увидит, а жаль…
Жаль? Попов даже передернул плечами, настолько неуместным показалось ему сожаление о женщине. Чего жалеть? Прав был Майрон – все женщины одинаковы и уважают они в мужчине лишь силу, власть, богатство. Что в этом мире, что в том. Вот был бы Серега сынком дипломата?! Щеголял бы в шмотках, из-за бугра папашей навезенных, да гонял на японском мопеде с японским же кассетником под мышкой и лежала бы ему прямая дорога в МГИМО. Ну и на каком месте в Иркином рейтинге был бы Олежа с китайской ручкой и провинциальным политехом?
Правда, Дина почему-то ушла от могущественного полководца Мордора. Но тут все понятно – нет у наложницы шансов стать законной супругой и использовать все преимущества такого положения. Да и добровольно ли ушла? Еще один глаз Темного Властелина, а если понадобится – то и рука. С ядом или кинжалом – даже подумать об измене не успеешь.
«Да, кстати, – вспомнил Попов, – а что это за платочек садовник подобрал?»
Лохматя мокрую голову полотенцем, он прошлепал в предбанник, где бросил одежду и вытянул из кармана платок. Голубая шелковая ткань легко развернулась в руке, открывая шитое золотой ниткой слово: «Этель».