— Новицкий, — представился он. — Согласно вашему разрешению, товарищ нарком, прибыл.
— А, лорд — хранитель государственного плана, — сказал Орджоникидзе. — Точен…
— Вылетел самолетом, товарищ нарком.
— Лорд — хранитель государственного плана, — повторил Орджоникидзе. Плана, переплетенного в золоченую обложку. А неуемные таланты, черт бы их побрал, ломают все установления, нормы, не дают спокойно жить.
Очевидно, Орджоникидзе досконально знал о том, что произошло в институте.
Новицкий, стоя по-военному, держа руки по швам, произнес:
— Товарищ нарком, разрешите мне здесь, в присутствии товарища Бережкова, заявить: полностью признаю свою вину. Был момент или, верней сказать, период, когда я не понимал значения предложенного им мотора. Теперь весь институт будет повернут лицом к задаче создать в кратчайший срок первый мощный советский авиамотор.
— Сказано, словно по-писаному, — протянул Орджоникидзе.
— Глубоко продумал.
— Что же, если вина открыто признана, долой злобу из сердца. Товарищи, миритесь…
Новицкий повернулся ко мне:
— Алексей Николаевич, я был неправ. Поверьте, нелегко это сказать.
Заявление Новицкого тронуло меня.
— Павел Денисович, больше ни слова!
Он протянул мне руку.
— Алексей Николаевич, с нынешнего дня вместе будем драться за мотор!
— Мировую утверждаю, — сказал Орджоникидзе. Помолчав, он испытующе посмотрел на Новицкого. — А не настанет ли денек, когда один покаявшийся консерватор станет яростно защищать этот мотор от посягательств одного неуемного конструктора? Не скажет ли однажды Бережков: «Павел Денисович, это уже не годится, устарело, все переделаем по-новому…» — Обратив ко мне большие, блестящие, как спелая вишня, глаза, Серго добавил: — Дай бог, товарищ Бережков, чтобы когда-нибудь вы сами раньше всех это сказали.
Затем он открыл совещание.
— Давайте-ка, товарищи, подумаем, как нам скорей выпустить этот мотор. Он нужен нам до чертиков, как воздух, как вода. Иностранцы нам продали авиадвигатель, а у самих уже есть кое-что получше. В случае чего нас с этим их двигателем будут бить как миленьких. А мы не хотим быть битыми. Хотя товарищ Кущин, если судить по его делам…
— Товарищ Серго, — взмолился Кущин, — разве же я против?
— Теперь не найдется таких чудаков, которые сказали бы, что они против советского мотора. Теперь пошли другие речи: нельзя ли как-нибудь помедленнее взять шаг? Нельзя ли как-нибудь отодвинуть это дело? Кто ставит так вопрос, тот, по существу, способствует врагам социализма, врагам нашей страны, рассчитывающим, что в решающий час мы будем слабы.
Резко, без единого смягчающего слова это высказав, Орджоникидзе обратился ко мне:
— Изложите, пожалуйста, в чем вы нуждаетесь.
Я перечислил наши нужды и в заключение попросил усилить мою группу, командировать в мое распоряжение еще нескольких сильных работников.
Меня поддержал Новицкий:
— Мы выделим для товарища Бережкова нужных ему людей из состава института. Мобилизуем все наши резервы. Я прошу разрешить мне, товарищ нарком, самому выехать сюда с новой бригадой института, чтобы вместе с товарищем Бережковым добиться в кратчайший срок победы.
Орджоникидзе спросил:
— А что думает по этому поводу товарищ Никитин?
Андрей кратко сказал, что согласен с моими предложениями. Затем и Кущин заявил, что не возражает против усиления моей группы.
Орджоникидзе прищурился. Мне показалось, что я вижу хитрые огоньки в его глазах.
— Вот как? Пришли к одному мнению? А я, товарищи, намереваюсь поступить наоборот. Придется немного подсократить группу Бережкова, кое-кого у него забрать.
— У меня? Ни в коем случае!
— Лишь одного человека. Буду просить у вас товарища Никитина. Плохо ли будет, если он поработает здесь заместителем директора завода? Дадим подмогу Кущину. Чего, Кущин, молчишь? Думаешь, поведет свою линию? Поведет! Не будет относиться к советскому мотору, как к подкидышу. Прекратит эту позорную историю, когда группе Бережкова приходится чуть ли не контрабандой добывать детали для мотора… Твое мнение, Кущин? Может быть, возражаешь против такого заместителя?
— Не возражаю…
— А почему мрачен? «Не возражаю…» Не так, товарищ Кущин, надо разговаривать, когда речь идет о важнейшем для партии, для Советской власти деле. Вот на Сталинградском тракторном я видел инженера, начальника механического цеха. В нем дьявольский запас энергии. Для него невозможного не существует. Это надо сделать? Сделаем! В какой срок? Сделаем! Трудности? Преодолеем! И делает, дает! Вот таких инженеров, таких директоров надо нам побольше… Товарищ Никитин, вы принимаете мое предложение? Возьметесь? Проведете нашу с вами линию?
