Дом у Рубена, как у меня. Две хаты под одной крышей. Только фундамент высокий. В другой половине живёт его дядька Пашка. Это младший брат тёти Шуры, будущий депутат, делегат, почётный гражданин нашего города и – директор Горэлектросетей. Тот самый Павел Петрович, который когда-то примет меня на работу. Но это будет потом, в смысле, давно. А пока он только полгода как отгулял свадьбу и ещё учится в институте.
Именинник ждал у калитки. Мы вломились во двор шумной оравой. Кто незнаком – знакомились, вручали Рубену подарки, а взрослые готовились к торжеству. Сонька, как принято у девчонок, напросилась им помогать, а мы стояли и ждали, когда позовут.
Ещё во дворе я почувствовал себя неуютно. Пацаны тесной стайкой столпились у входа в сарай, где у Рубена была мастерская. Он демонстрировал разобранные движки от турчков, рассказывал, что из чего состоит, какие детали чаще всего ломаются. Мне это было неинтересно. Я стоял чуть в стороне и время от времени ловил на себе чей-то тяжёлый, давящий взгляд. Несколько раз оборачивался, но ничего подозрительного на веранде не замечал. Тётя Шура с родственницей-соседкой украшали трёхцветный пирог, а Сонька с девчонкой, которую я вчера видел в городе рядом с Рубеном, были у них на подхвате.
Стоял я, стоял под этими взглядами, как голый на людной площади, и в душе закипала обида. Показалось, что кто-то меня попрекает ещё не съеденным. Спросил я у кума, где у него сортир, закрылся в нём изнутри и стоял до тех пор, пока все не ушли в дом.
Понятное дело, имениннику было не до меня. Не подошёл, не разрулил непонятки. Это задело ещё сильней. Значит, ни хрен и гость, подумаешь, книжку какую-то подарил!
Выбрался я из укрытия, скользнул, пригибаясь, под окнами, махнул через низкий штакетник – и Митькой меня звать. На обратном пути шёл по тропинке по-над дворами. Прятал лицо за ветвями деревьев, чтобы никто не увидел моих слёз. Дома сказал, что плохо себя чувствую, одетым завалился в постель, а на следующий день и действительно заболел.
Мой будущий кум прикатил тем же вечером на новеньком фабричном турчке, напоминавшем маленький мотоцикл. Я не хотел к нему выходить, но бабушка настояла. Он типа тоже обиделся, наезжал: «Почему ушёл?!»
Я хотел соврать что-нибудь, да не думала голова. Честно всё рассказал. Думал, Рубен не поверит, будет смеяться. Нет, выслушал очень серьёзно и мрачно сказал:
– Вот сучка, просил же её! – И опять на меня наезд: – А ты почему молчал? Мы с мамкой её приструнили бы.
– Да ты это про кого?
– Про Женьку. Это моя троюродная сестра. Она с детства у нас какая-то прибабахнутая. Не понравится кто-нибудь, смотрит бычком. В селе, где она живёт, её за глаза ведьмой зовут… На вот, мамка передала…
Кум спешился и стал доставать из хозяйственной сумки судки, баночки и пакеты, с гордостью перечисляя названия экзотических блюд. Одно из них я запомнил – долма д-тарпы, потому что звучало как д'Артаньян.
Богатый у Рубена был стол. Одна только бутылка «Крем-соды» стоила двадцать девять копеек, не считая шоколадных конфет. Попробовал, кстати, я ту долму д-тарпу. Обыкновенные голубцы. Только в виноградных листьях. И чеснока много.
На улице начинало темнеть, а бабушка ещё не вернулась. В комнату заглянул дед, сделал погромче радио, расклинился на пороге, между притолоками дверного проёма, и тем самым прервал мои размышления.
Вечерние новости начинались на трагической ноте: «В Москве скончался советский военачальник, маршал авиации Жаворонков». Диктор коротко пересказал биографию, заслуги покойного перед Отечеством.
После короткой, но ёмкой паузы, очень напоминающей полноценную минуту молчания, последовал переход к другим новостям. Он был таким плавным, что я мысленно зааплодировал выпускающему редактору. Умели же работать!
«В Кремле вручена медаль „За отвагу“ гражданину Чехословакии Александру Галлеру». И краткое пояснение: «За личное мужество и героизм в годы Великой Отечественной войны».
После буфера последовал суконный официоз: «Вступило в силу Постановление Совета Министров СССР „О состоянии и мерах по дальнейшему улучшению книжной торговли в РСФСР“». А следом ещё один перл: «Берн. Подписано соглашение между Правительством СССР и Федеральным Советом Швейцарии, регламентирующее воздушное сообщение между двумя странами».
