В прошлой жизни всё было не так. Рубен встретился мне в городе. Я выходил из кинотеатра, а он в сопровождении тёти Шуры и какой-то взрослой девчонки шёл к зубному врачу. Не помню уже, что за фильм я тогда смотрел. То ли «Неуловимых», то ли «Кавказскую пленницу».
Девчонка мне сразу не понравилась. Во-первых, стара уже для меня, а во-вторых, на кума похожа. А как может нравиться особь противоположного пола, если она похожая на пацана? Только Рубен рыжий и нос в веснушках, а у неё лицо чистое, волосы густые и непослушные. Кудрявятся на концах, спадают на плечи густым чёрным воротником. Видно, что сестра, но не родная. Была бы родная, я её знал бы.
Короче, пригласил меня будущий кум. Как обычно, в детское время, под самый обед. Не знаю, почему пригласил? Не настолько дружны мы были тогда. Может, остановился, чтобы потянуть время, хоть с кем-то поговорить, а день рождения к слову пришёлся? По глазам было видно, что страсть как не хочется ему идти к зубному врачу. И я его понимал. Бормашины были тогда с приводом, как у бабушкиной швейной машинки. Сидит стоматолог, правой ногой наяривает, а бор всё равно в дупле застревает.
Я, наверное, к Рубену и не пошёл бы, если бы не Сонька. Он долго рассказывал, кто из нашего класса будет присутствовать за столом. Назвал и её имя. Вот почему в назначенный час я был уже десять минут как счастлив. Целый квартал прошагал рядом с предметом своих воздыханий. Ждал за углом, когда она выйдет из дома.
Мамочка ты моя! Как искренне, как беззаветно любили мы Соньку – наше верховное божество! Я в неё врюхался с первого взгляда, ещё даже не зная, что это отличница. Единственный раз отразился в шоколадного цвета глазищах и остался там навсегда.
– Новенький, – сказала она, – и как же его зовут?
– Сашей его зовут, – ответила бабушка, державшая меня за руку. – Ну, пошла я. Дорогу назад найдёшь? Если что, Витя Григорьев проводит. Он по соседству живёт.
И я остался один. Далеко от дома. Среди чужих пацанов. Они окружили меня, тащили в разные стороны, кричали наперебой: «Новенький, новенький!» А тут ещё эти глазищи. Ну, как в них не утонуть? От переизбытка чувств мне оставалось только заплакать.
С тех пор я смотрел на Соньку, как на икону: издали, исподволь и чтобы никто не заметил. А то ведь можно и в лоб получить.
– Ты куда это вылупился?! Ну-ка, пошли выйдем! – Это вызов один на один.
За почётное право не давать на Соньку смотреть дрались до первой крови. Оно у нас было как переходящее Красное знамя. Да что там смотреть! Попробуй её распятнать, когда ты в её команде бежишь за красных. Или встать на пути того, кто заслужил это кровью, когда за белых. Итог будет один: придёшь домой с набитой мордой. А уж если, не приведи господь, она возьмёт тебя за руку и выберет парой во время игры в ручеёк, тут уж никто не заступится.
Я, кстати, первым придумал набивать землю под ногти, когда подходила Сонькина очередь быть санитаркой. Тогда и приходило оно, тихое счастье. Ты оставался с богиней один на один. Сидел рядом с ней на скамейке, вдыхал запах её волос. А она, положив твою руку себе на колени, пальчик за пальчиком приводила её в порядок.
Что оставалось Напрею? Только скрипеть зубами. Не будет же бить пацан пацана только за то, что он ковырялся в земле?
Случалось, что во время урока нашей Екатерине Антоновне нужно было куда-нибудь отлучиться. За свой учительский стол она сажала, конечно, Соньку. И в классе стояла мёртвая тишина без всяких усилий и окриков с её стороны.
И так продолжалось вплоть до десятого класса. Мы росли, гормоны играли. Каждый из нас обзаводился персональной симпатией, право смотреть на которую мог отстоять кулаками. Только что такое они все, вместе взятые? Пыль у её ног.
Так вот и жил наш класс под недосягаемым солнцем, которое светило для всех. Мы даже не знали, что Сонька – азербайджанка, Рубен – армянин, Генка Пеньковский – еврей. А если бы и знали, то что это меняло бы?
В общем, вы понимаете, почему я в то утро был счастлив. Шёл, проглотив язык, и усиленно думал, что бы такое вытворить, чтобы заслужить с Сонькиной стороны хоть какой-нибудь знак внимания. Думал, думал и не успел придумать. На углу нас догнал Босяра. Потом Плут и Мекезя, другие пацаны с этой улицы, с которыми я не был знаком.
