А вот Пол решительно не замечал путаницы времен года в ландшафте. Напротив, радовался фальшивой весне, приходя в восторг от любого овражка, согретого яркими цветами. Когда мы наткнулись на лесной ручей, он засмеялся, как ребенок, тыча в него пальцем и едва не пускаясь в пляс. Сохрани меня, сатана! Я улыбалась радости Пола, едва удерживаясь, чтобы в притворном отчаянии не закатить глаза. В итоге с гримасой на лице я уставилась в бегущую воду. Да, природа, черт ее дери.
«Нет, прекрати. Изобрази счастье. Не забудь, это называется романтикой».
Ха. Я рисовала себе романтику куда более… хм, романтической.
Но вы только посмотрите на Пола! Какой пружинистый шаг, как ловки движения длинных ног. Взгляните на его широкую улыбку, когда он оборачивается проверить, не отстала ли я, да заодно полюбоваться видом — но, так как он шел впереди меня, я-то уж точно любовалась видом. Разрази меня, как он натягивает эти джинсы… Тяжело вздохнув, я тихо рассмеялась. Пол наслаждался от души. Именно это было важно.
Но надеюсь, он не шутил, когда намекал на возможность акта соития в лесу.
Мы шли по течению ручья. Пол шел как отважный исследователь, отмечая по пути всякие растения и деревья, а я шла за ним по пятам, и мне было совершенно наплевать на лилии да фиалки.
— Для городского парня, — крикнула я, — ты хорошо ориентируешься в лесу!
Обернувшись, Пол усмехнулся:
— Я большая загадка. Ха.
— Головоломка?
— Разве бывают другие?
Пройдя мимо огромного дерева с расщепленным надвое стволом, мы обнаружили упавшую березу в нескольких футах от ручья. Мы уселись на мертвый ствол, лицом к воде. Кругом росли яркие цветы, которые, казалось, смеются над поверженным деревом. Или я наделяю невинные фиалки собственными представлениями о мире. Жизнь и смерть; цвет и пепел. Строчка из скаутской песни, и все такое.
Пол обнял меня, и я, положив голову ему на плечо, слушала шум его дыхания и стук сердца вперемежку с тихим журчанием ручья. В кронах деревьев шумел ветер, донося до нас древесные запахи леса.
— Чудесно, — сказала я.
— Рад, что тебе нравится. — Не видя лица Пола, я тем не менее слышала улыбку в его голосе. — Я целую вечность не ходил по лесу.
— Джунгли Нью-Йорка не в счет?
Он поцеловал мою макушку.
— Разве что когда был новобранцем. Но тогда я жил в Бостоне.
— Джунгли Бостона не в счет?
— Нет. Даже нечего сравнивать их с тропами Беркшир-Хиллз.
Я представила себе, как Пол пробирается по горам в крепких ботинках и с огромным рюкзаком за спиной.
— На тебе были кожаные брюки?
— Принимаешь желаемое за действительное.
— Да ладно! У тебя красивые ноги.
Мы рассмеялись. Потом моя голова легла ему на грудь, а он обнял меня обеими руками.
— А как ты себя чувствуешь, детка? Тебе нравится гулять?
— Конечно.
— Сказано с энтузиазмом школьного учителя, которому предстоит замена на урок химии.
Я не знала, что это такое, но уловила смысл.
— Ну, тут красиво, и всякое такое. Но…
Я пожала плечами.
— Но что? — подсказал он.
— Но я всегда предпочитала чудеса архитектуры чудесам природы.
— Тебе больше по вкусу асфальт, чем ручей?
— Так просто смотреть на деревья, траву и пурпурные горы и тому подобное. Ясное дело, величие природы. Но здания? Их создали люди! Из ничего. — Я восхищенно покачала головой. — Вот это магия! Люди могут создавать вещи, от которых… просто дух захватывает.
— Здания. — Пол тихо рассмеялся, и я почувствовала, как смех вибрирует в его груди. — Я и понятия не имел, что ты интересуешься архитектурой.
— Не знаю насчет интереса, — возразила я. — Но что восхищаюсь — это точно.
— Поклонница Фрэнка Ллойда Райта?
Ну да, знаменитый архитектор. Но два развода, трагедия и убийство в его доме, скандал вокруг его трупа — кому это может понравиться?
— Абсолютно.
Он провел ладонью по моим волосам, а потом поцеловал макушку.
— Должно быть, в свое время ты насмотрелась на дома и их обитателей.
Я открыла рот, закрыла. Открыла снова и выпалила, не сумев сдержаться:
— Не знаю, как ответить.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, что ты хочешь услышать.
— Что я?..
Он замолчал, обнимающая меня рука напряглась.
— Вчера, — сказала я, — когда мы ехали, ты напомнил мне, что я больше не демон. Что я должна стать человеком.