— Ах, эти сердечные осложнения у Сиделкина! — усмехнулась Белла Ивановна. — Думаю, жена-то здесь, в общем, ни при чём…
— Вот так, сейчас начнутся разные сплетни, — заметила Стелла Ивановна. — Давайте говорить о чем-нибудь другом.
Другой темы для бесед с больным не было. Зато нашли неисчерпаемый кладезь разговоров с его женой. Оказалось, что она великолепная портниха. Алла, Белла и Стелла наперебой атаковали её вопросами:
— Аила Гавриловна, как сделаны на вашей юбке мягкие вытачки?
— И у вас очень хороший покрой косого рукава. Поделитесь опытом.
— А тупику вы никогда не шили? Сейчас это входит в моду.
Комната была наполнена радостным, умилённым повизгиванием.
А Пётр Семёнович лежал и думал, что он тут лишний. И ещё думал, как бы пройти в конец коридора. В этом у него была крайне острая необходимость.
Несколько раз Сорокин говорил: хочу, мол, подняться.
Но неумолимые женщины не понимали намёка и твердили одно: «Вы больной, вам надо лежать».
Сорокин бледнел, зябко ёжился и нетерпеливо ждал, когда же закончится демонстрация юбок и женщины уйдут.
Наконец Алла, Белла и Стелла дали отбой:
— Ну что ж? Мы у пас чудесно посидели. А то когда бы собрались…
Каждый день слышал Пётр Семёнович пламенные заверения:
— Мы тебя, Сорокин, поднимем на ноги!
Но он как-то не верил в это. Жизнь его становилась тягостнее. Ко всему прибавился новый минус: Анна Гавриловна не уделяла уже больному столько внимания, сколько прежде. Она была озабочена приёмами.
— Ах, сегодня придёт начальник отдела!.. Ох, только что звонил завканцелярией! Будет вечером.
— Анечка, но я просил же тебя взять в аптеке эфедрин и капли…
— Это, мой милый, легко сказать. Я зашла в аптеку, а в рецептурном отделе — очередь. У меня не хватило времени стоять. А в гастрономе в это время была деликатесная колбаса. Мне, что ли, она нужна — твоим сослуживцам. Я уже вся закружилась.
Поскольку жена действительно закружилась, то после ухода очередных проведывателей Сорокин сам мыл посуду, подметал пол, проветривал комнату. Но как ни старался он освежать воздух, щегла это не спасло. Нежная певчая птица не выдержала столь широкого общения с курильщиками и покорно легла вверх лапками.
Те из сотрудников, которые не могли навестить Сорокина, звонили по телефону, справляясь о его здоровье.
Стоило только Петру Семёновичу чуть-чуть забыться, как он уже вздрагивал от телефонного звонка. Сорокин поднимался и, шлёпая тапочками но паркету, шёл к аппарату.
— Да, да. Здравствуйте… Спасибо. Тридцать восемь и две… Горло побаливает, но в общем ничего… Да, пускаю в нос. Принимаю… Постараюсь.
Едва он ложился, как настойчивый телефонный звонок снова доставал его из-под одеяла.
— Да, да. Здравствуйте… Спасибо. Тридцать восемь и две… Горло побаливает, но в общем ничего… Да, пускаю в нос…
«А может, лучше совсем не ложиться? — думал Пётр Семёнович. — Всё равно покоя не будет».
И он оставался дежурить у телефона в ожидании новых проявлений чуткости со стороны сослуживцев. Оставался до тех пор, пока из похода по магазинам не возвращалась его жена.
Однажды Анна Гавриловна пришла с рынка и обнаружила, что больной… исчез.
На тумбочке рядом с лекарствами лежала бумажка: «Милая Аня, не ругай меня. Иначе я поступить не мог. — У бедной супруги на лбу выступил холодный пот: так обычно начинаются очень трагические записки. Я ушёл на работу. Решил, что там выздоровею быстрое. И потом — вместе с коллективом».
— Ох, господи! — произнесла Анна Гавриловна. — Хорошо хоть живой!
Ей вспомнились слова Кутайсова: «Мы тебя поднимем на ноги!»
1961
