Том вытаращил глаза.
— Ты не болен?
— Нет худшей болезни, чем всякое неведение и забвение, и малодушие и каменное нечувствие! Я слишком долго держал оборону. Страсть невинна в сравнении со всевозможными договорами!
— Ты что, не можешь говорить нормально, человеческим языком?
— Это хорошо видно по вагнеровскому «Кольцу Нибелунгов»: если бы эти придурочные дочери Рейна не упрямились и отсосали Альбериху — мир обошёлся бы без лишней трагики! Но нет… так всё идёт своим чередом и своим ходом. В Рим и обратно…
Том протягивает мне бутылку. Чтобы я успокоился и пришёл в себя.
Но если я говорю, то я говорю. Кашель.
— К стране, которая лежит южнее нашего рождения… Чепуха! Мы больше никогда не придём туда, мы можем переспать с кем захотим, можем оттрахать женщин, богов, могилы, учёных. Всё это давно уже не более чем игра, а волна более делового подхода того и гляди обмелеет. Ритуал так ритуал, я склоняюсь перед правилами! Я не хочу портить игру!
Я наэлектризован, в мускулах нервная дрожь. Большинство нынешних умников сухо посоветовали бы мне обратиться к врачу. Я знаю это лучше кого бы то ни было. Я бы размазал их по стенке и оставил бы висеть ошмётками на обоях в качестве предостережения остальным. Всё ложь. Вначале была ложь. А сегодня уже седьмой день творения. Мир готов, получите.
Звёзды неистовствуют. Энергия! ЭнОргия!
Теперь надо действовать продуманно, проникнуться как следует. Вспомнить о хорошем.
Том сидит, свернувшись калачиком, потом отрывает голову от колен, чтобы взглянуть, не прошёл ли мой «приступ». Он испуган. Я погладил его. Хороший друг. По крайней мере он преданно ждёт.
— Слушай меня внимательно, объясняю тебе: Юдит стала моей принцессой, а принцессы — необычные и редкие звери, они нуждаются в особом корме. Они питаются жизнью, кровью, мистериями, и всё это должно быть красиво расфасовано и преподнесено с величайшей готовностью. Да, я влюблён, и более того. Я хочу любить так, как давно уже стало нереальным. Так, что по сравнению с этой любовью всё поблекнет. Если уж любить. так любить. Я должен её добиваться, ухаживать, просить её руки, свататься. Я уже забыл, как это делается, какие при этом говорят слова. Где мне искать её? Я даже не знаю её фамилии. Я поеду в Берлин и буду там искать.
— Как ты собираешься это делать? На что ты рассчитываешь?
— На везение.
— Ах вот оно что!
— Просто надо воспринимать чудо как нечто само собой разумеющееся, вот и вся тайна.
Казалось, Тома это не вполне убедило.
— Послушай, ведь Хайнц же дал тебе по морде? Я считаю, после этого ты имеешь моральное право заложить его Шандорфу — в обмен на адрес Юдит. За это тебя никто не осудит…
— Нет, это было бы несправедливо. Есть вещи, которые делать нельзя.
— Ты совсем стал ангелом?
— Нет-нет. Ты не понимаешь! Если мне суждено её найти, я её и так найду!
— А это что ещё за правило?
— Низшая математика.
— Не осложняешь ли ты себе задачу?
— В противном случае что это была бы за сага?
— У тебя хоть паспорт-то ещё не просрочен? Здесь тебя все були знают, а там…
— Сейчас посмотрю… Да! Ещё два месяца он действителен! Разве это не везение?! Разве это не знак?! Фантастическая удача!
— А деньги? Где ты их возьмёшь? Ведь в Берлине ты никого не знаешь!
— Ты всё время задаёшь какие-то профанские вопросы! Распугаешь мне всё волшебство!
— А мы что, в сказочной стране?
— Да! Именно так!
— Ну, так где же ты достанешь денег?
— Буду работать, заработаю.
Том преувеличенно широко раскрывает рот и начинает симулировать судорожный приступ смеха. Так кто из нас здесь разыгрывает спектакль? Он весь сотрясается. Он смеётся до тех пор, пока хватает звука, прижав руки к груди, словно египетская мумия.
— Ты?!
— Да, это неотъемлемая часть ритуала. Первое испытание. Древний рыцарский миф.
— Где же ты найдёшь работу?
— Где-нибудь.
Он ворошит палкой наш погасший костёр и опустошает бутылку.
— В это я поверю только тогда, когда увижу своими глазами!
— Что же это было бы за чудо, если бы оно не стоило мне никакого труда?
— Но есть же и непреодолимые трудности! Например, все это формальности… Счёт в банке, карточка для налоговых отчислений, медицинская страховка…
