Автобус громыхая объезжал один отель за другим, высаживая гостей. Курортная местность располагалась к северу от Момбасы, довольно далеко от города. Мальчики-бои из отеля с бонбоньерками на голове подхватывали багаж и уносили его в номера.
Большинство новоприбывших сразу бросились в ресторан, чтобы не пропустить завтрак.
Ломтики ананаса казались невероятно свежими и прохладными. Большой буфет ломился от яств, можно было набирать себе чего хочешь и сколько душе угодно. Помимо яичницы-болтуньи, колбасы, сыра, джема, мюсли и других обычных для завтрака блюд здесь был котелок с горячими равиоли.
Отель стоял на склоне, в двадцати метрах от пляжа и весь был уставлен гигантскими растениями в кадках. Он относился к высокой ценовой категории: тут были величественные залы длинные крытые галереи, много зеркал, искусные настенные барельефы и кондиционер с подстраховочным агрегатом на всякий случай.
Кормили по-европейски. При отеле было пять баров, которые назывались по своему цвету.
У Красного бара по вечерам собирались шлюхи. Пляж был белый, из мелкого песка, больше похожего на гипс, а море такое тёплое, что плавать хотелось только в охлаждённом бассейне. Там на краю бассейна на разогретых плитках лежали длинные — до сорока сантиметров длиной — ящерицы, неподвижные и преисполненные царственного достоинства Они не давали себя спугнуть, кичась правом старших.
По утрам на балконы запрыгивали обезьяны — капуцины и воровали всё, что только могли ухватить, в том числе спёрли три загранпаспорта. И зачем они им только понадобились?
Любой негр может сказать по-немецки одну фразу, ну хотя бы: «Бекенбауэр-Брайтнер — Мюллер» — и ещё одну: выпрашивая чаевые.
А все туристы, в свою очередь, овладевали формулой приветствия: «Джамбо! — Бахари! — Мъусури сан!», что означало примерно одно и то же: «Добрый день!»
Мальчик выучил и другие слова на кикуйю и суахили и даже записал их себе в записную книжку. Родителям он сказал, что это французские слова а для маскировки над некоторыми гласными поставил акцентные знаки свойственные французскому языку. Они удивлялись и хвалили его, что он наконец-то взялся за ум и не забывает школьные предметы.
Кенийские сигареты стоили в пересчёте на немецкие деньги тридцать пфеннигов за пачку. Были действительно хорошие сигареты с фильтром под названием «Rooster», а были и «Jumbo», от которых самое позднее после трёх затяжек зеленеешь и валишься с ног.
Этих мальчик взял две пачки — специально для попрошаек на школьном дворе во время перемены.
Далеко от берега, там, где цвет морской воды переходит из бирюзового в синий над поверхностью торчит остов затонувшего танкера, повернувшись ржавым дном в сторону пляжа.
Мальчик помнил один чудесный рассказ Хемингуэя примерно о таком же остове затонувшего корабля и собирался как-нибудь сплавать к этим руинам Но так и не собрался, потому что рассказ об этом был уже написан.
После обеда в одном из залов отеля играли в бинго. Мальчик несколько раз пробовал сыграть, но никогда не выигрывал. Можно было подумать, что эта игра задумана специально для старых тёток. Те постоянно выигрывали.
Один из чернокожих служителей на пляже, отвечавший за сохранность лежаков, рассказал мальчику, что учился в Париже на отделении экономики и хозяйства. На недоверчивые вопросы мальчика он сорвался с места, убежал и вернулся со своим дипломом.
Он объяснил, что чернокожему в Кении очень трудно получить хорошую работу. Мальчик угостил его рюмкой водки.
Родители постоянно фотографировались и фотографировали — и так плохо, что это могло только испортить воспоминания.
Они записались также на все мыслимые экскурсии — на поездку к Килиманджаро, на сафари, на сплав по реке — мимо усталых, малорослых крокодилов, — на поездку в стилизованную деревню аборигенов, где специально для туристов устраивались трёхчасовые шоу-программы разномастного фольклора, на ночь у костров.
Чаше всего мальчику не удавалось от этого отвертеться. Он плёлся за своими родителями говорил мало, больше наблюдал за туристами, чем за аттракционами, на которые их возили А на требования выглядеть воодушевлённым реагировал с большой порцией сарказма.
