Когда они улетали на родину, туристов тщательно обыскали Один из аэропортовских полицейских вытащил у него из кармана брюк на глазах у родителей две панки сигарет «Jumbo» и понюхал, не набиты ли они гашишем. За год до этого мать нашла в его школьной сумке коробку табаку, задала ему реальную трёпку, а потом ещё позвонила отцу, на которого взвалила всю вину за то, что его сын стал таким пропащим субъектом. Отец тогда находился в командировке, но всё бросил и приехал домой чтобы позаботиться о воспитании своего отпрыска. Отец сел в машину, ехал четыре часа подряд, явился — понятное дело — во взведённом состоянии, всыпал сыну вторую трёпку и тут же уехал назад в командировку, изрыгая проклятия.
Мальчик вспомнил об этом, поднимаясь по трапу в самолёт Он подумал также и о том, что, когда они оставались с отирм вдвоём, ему запросто разрешалось выкурить сигарету. Но если бы это открылось, отец неделю не мог бы показаться дома.
В Кении тогда на самом деле было очень тепло.
И когда самолёт взлетел, мальчик подумал: ничего, осталось потерпеть ещё три с половиной года.
ГЛАВА 12. ГИБРИДНЫЙ ГИГАНТ
в которой Хаген заключает сделку с прагматичным комиссаром, а после этого запевает гимн мести
Я кашляю. Комната номер сто пять? Что-то знакомое. А, ну да, так я и думал! Меня поджидает с угрюмым взглядом Шандорф. На лице у него вторник, половина девятого. Если рассматривать нос как минутную стрелку, правый глаз — как часовую. Но сейчас так оно и есть: вторник, половина девятого. Левый глаз Шандорфа уже открылся. Он комиссар обходительный, предлагает мне кофе и сигарету. От этого я начинаю кашлять ещё сильнее.
Шандорф в своём кожаном галстуке и жёлтом вязаном пуловере похож на яппи из брокерской среды. Его глаза за прямоугольными очками без оправы хотят казаться умными. Он медленно пускает взгляд кружить по всему помещению, по сужающейся спирали, пока не упирается в сидящего напротив. Занайтовил. Шандорф никогда не переходит сразу непосредственно к делу.
Он отсылает молодых полицейских куда-то неподалёку и изображает передо мной своего парня.
— Итак, я просто не знаю, как это тебе удаётся — постоянно попадаться в руки Бакке…
Он говорит мне «ты»! И он называет Бакке Банке. Но, может, Бакке действительно зовут Бакке, а приставка Швайне — к его фамилии — всего лишь прозвище? Всё возможно… Вот Шандорф почесал лоб. Потому что на него села муха. А вот он располагается в своём кресле поудобнее, чтобы расслабиться.
— Где Юдит? — спрашиваю я.
— Кто? Девушка? Её отослали восвояси. Самолётом.
Он примирительно помешивает ложечкой свой кофе.
— Ну, так что там у нас — вот у меня заявление от Бакке. Видимо, он и впрямь решил с тобой разделаться… Чего он тут только не понаписал! Ну да… но это не в моей компетенции… этим пусть занимаются другие специалисты…
Он выставляет свой гладко выбритый подбородок навстречу солнечным лучам, которые веером пронизывают помещение.
— И что же там?
— Давай, Хаген, не прикидывайся дурачком! Я прагматик, тебе это хорошо известно. Мне нет никакой выгоды с того, что ты из-за каких-то детских шалостей залезешь в карман городской казне и сядешь на казённый кошт!
— Отлично! Спасибо вам! Я могу идти?
— Сидеть!
Он хлопнул в ладоши, сложил их вместе перед лицом и принялся грызть ногти больших пальцев.
— Тебе ведь известно, что такое прагматик? Или не очень?
— Может быть, это человек с манией преследования?
— Не совсем.
Теперь он полизывает время от времени свой указательный палец.
— Видишь ли, Хаген, мне нужны кое-какие мелочи.
— Какие именно?
— Например, возьмём недавнее нападение на бензоколонку на Дитлингер-штрасе. Кто это сделал?
Ах, вот оно что! Это сделал Хайнц. Но Шандорфа это не касается.
— Понятия не имею. Я не нападаю на бензоколонки.
— Я знаю, ты не ездишь на машине! Ты у нас — я бы тебя разместил в рубрике «безобидные». Хочешь и дальше оставаться на этой полочке?
— А это даёт какие-нибудь налоговые послабления?
— Ну, хватит!
— Но что делать, если я правда ничего не знаю…
Шандорф прихлёбывает свой кофе.
— Тогда вот ещё у нас налёт на меховой магазин в Богенхаузене, от седьмого мая…
