Комната оказалась огромной, больше десяти метров в длину, с потолком не ниже пяти метров. Одна стена была стеклянной, и сквозь нее открывался вид на овраг и долину.
Миссис Джонсон подошла к этой стене и, повернувшись ко мне спиной, смотрела куда-то за горизонт. На этом грандиозном фоне она казалась почти крохотной.
— Это Провидение, — проговорила она тихо, словно сама себе. — С той поры как я вышла замуж за Абеля, все казалось мне таким простым, таким легким… Но я совсем забыла, что в жизни за счастье надо расплачиваться…
Я подошел к ней.
— Могу понять ваше горе, миссис Джонсон, но разрешите мне сказать, что в своем фатализме вы заблуждаетесь.
— Нет, нет, я знаю, что говорю. Я вышла замуж за богатого человека и, как и все женщины, думала, что деньги приносят счастье. Но именно богатых судьба карает особенно жестоко, и сейчас мне очень хотелось бы быть бедной. Тогда никому не пришло бы в голову похитить моего Джемми ради выкупа.
Она медленно обернулась и окинула взглядом роскошную обстановку своей гостиной.
— Деньги — это несчастье.
— Необязательно. В жизни бедняков случаются очень тяжкие периоды. Мне это хорошо известно, потому что именно с такими мне чаще всего приходится иметь дело.
Она удивленно посмотрела на меня, как будто только что заметила мое присутствие.
— А кто же вы?
— Говард Кросс, уполномоченный по наблюдению за условно осужденными.
— Кажется, я помню, как Абель упоминал ваше имя.
А разве вы не работаете вместе с полицией?
— Да, конечно, но у нас совершенно разные обязанности. Я как бы являюсь связующим звеном между нарушителями закона и его защитниками.
— Я не совсем понимаю вас.
— Постараюсь объяснить. Преступник находится как бы в состоянии войны с обществом. Общество в свою очередь защищается — полиция и тюрьмы, созданы для этого. Я же пытаюсь играть роль арбитра, пытаюсь мирными путями прекратить эту войну вообще. Я всегда нейтрален.
— Нейтрален?! — неожиданно вскричала она. — Похищен ребенок, а вы осмеливаетесь говорить о своей нейтральности!
— Безусловно, не в этом случае. Похитителя условно не осудит ни один суд. Похищение карается по нашим законам смертной казнью, и я считаю, что это совершенно справедливо. Но я, как и вы, не хочу спешить с выводами. Я лично занимался делом Фреда Майнера, и, возможно, я не совсем объективен, но все-таки я должен сказать, что считаю Фреда неспособным на такое дело. Подобное преступление способен совершить только субъект, начисто, лишенный каких-либо моральных преград.
— Я готова согласиться с вами, но почему тогда он, не предупредив меня, потихоньку увез Джемми?
— Этого я не знаю, но уверен, что у него были для этого какие-то веские основания. По крайней мере; в его представлении. Ведь как вам, вероятно, известно, наш Фред не слишком умный человек.
— Да, я знаю. Но у него доброе сердце, и он всегда готов услужить человеку. Во всяком случае, так я до сего времени думала. Даже несмотря на этот… случай с машиной. А каково ваше мнение, мистер Кросс, обо всем этом?
— Пока у меня еще нет никакого мнения.
У меня были, конечно, некоторые соображения на этот счет, но, боюсь, они только увеличили бы ее опасения.
— На вашем месте я все-таки обратился бы в полицию, — заметил я.
— Сейчас вы поймете, почему мы не сделали этого.
С этими словами она подошла к большому столу в углу комнаты и взяла лежавший на нем большой сложенный лист бумаги.
— Письмо о выкупе? — поинтересовался я.
Она молча кивнула. Я развернул лист и прочел письмо, написанное крупными печатными буквами.
«Мистер Джонсов, ваш ребенок у нас. С ним не случится ничего плохого, если вы будете следовать нашим инструкциям. Во-первых, если вы хотите увидеть своего сына живым, вы не должны связываться с полицией. Во-вторых, деньги — пятьдесят тысяч долларов — вы должны положить в купленный специально для этого черный чемодан, а чемодан поставить рядом с газетным киоском на вокзале Пасифик Пента, между киоском и стеной, Сделайте это сами в субботу утром, без двух минут одиннадцать. Поезд на Сан-Диего отправляется в одиннадцать одну.
