— Значит, это молодой Сноу?
— Да, Кэрри Сноу.
— Что с ним случилось?
— Это его Фред сбил в феврале. Эти снимки сделаны сразу после смерти.
— Значит, он умер?
— Конечно. Ваш муж хорошо знал его?
— Не думаю, Я лично его почти не знала. Он заходил раз или два к нам в Диего. Фред очень редко оставлял его ночевать. Но все это было в сорок пятом.
— А потом Фред виделся еще с ним?
— Не знаю.
— А как насчет Артура Лемпа?
Она немного замешкалась с ответом.
— Никогда не слышала о нем.
— Вы в этом уверены?
— Зачем мне вам лгать? Вы ведь сказали мне, что, когда все выясните, меня отпустят отсюда.
— Последний вопрос, миссис Майнер. Очень возможно, что Фред увез малыша в пустыню. В какое место он мог поехать?
— Не знаю… Фред вообще не любит пустынных мест, они действуют ему на нервы. Когда Джонсоны ездили в пустыню, они никогда не брали с собой Фреда.
— Тогда кто же вел в таких случаях машину?
— Сама миссис Джонсон.
— Раз уж мы заговорили о миссис Джонсон, скажите мне, Эмми, Фред хорошо ее знал?
— Они всегда были добрыми друзьями.
— Они часто встречались до того, как Фред поступил к ним на работу?
— Конечно. Она же работала в палате, в которой Фред пролежал почти год.
— А вне госпиталя они виделись?
— Может быть, но только до того, как с ним познакомилась я. Фред под конец часто выходил из госпиталя. Он чувствовал себя хорошо, и ему разрешали отлучаться на уикэнд, — Эмми прижалась головой к решетке. — Я догадываюсь, к чему вы клоните, но это ерунда. Фред никогда не интересовался другими женщинами и уж меньше всего — миссис Джонсон.
Мне больше нечего было ей сказать, и я попросил надзирательницу вывести меня.
Форест допрашивал Молли в кабинете Сэма Дрессеиа. Сквозь закрытую дверь до меня доносились их приглушенные монотонные голоса.
— Можете вы доказать, что провели в постели все утро?
— Я была одна в комнате.
— Сон — это не алиби.
— Но и не преступление.
— Да, но убийство человека с помощью стилета — это преступление.
— У меня никогда не было стилета.
Постучавшись, я вошел в кабинет и отдал Сэму фотографии. Ни Форест, ни Молли не обратили на меня внимания, занятые своей игрой в вопросы и ответы. А тихо сказал Сэму:
— Хорошенько позаботьтесь о ней, старина.
— Ею займется жена, — ответил он.
— Передайте Форесту, что мне надо с ним поговорить.
В конце коридора я нашел забытую кем-то на скамейке газету. Никаких сообщений об убийстве и похищении в ней не было, но меня заинтересовала заметка об одной моей клиентке, богатой клептоманке, снова попавшейся с поличным, на этот раз при краже в большом универмаге пары детских трусиков.
В конце концов я прислонился головой к стене и задремал. Из забытья меня вывели шаги Фореста. Он сел рядом со мной, такой свежий и бодрый, словно после доброго сна. Только по легкой бледности его губ можно было судить о том, как он устал.
— Вы проделали хорошую работу, Кросс, — сказал он. — Сперва я сомневался в успехе ваших розысков, но можно сказать, что у вас хороший инстинкт.
— Просто я хорошо знаю местных жителей, и это мне очень помогает в работе. Сэм Дрессен тоже все здесь знает. Конечно, он постарел и стал несколько медлителен, но он очень полезный работник.
— Я отправил его домой отдыхать. Как вам удалось раздобыть эту малышку?
— Об этом позднее. Вы разговаривали с Бурком?
— Да. Очень хитрый и осторожный человек.
— Вы не думаете, что он как-то связан с этим делом?
— Нет. Он рассказал все, что знал, и его показания тут же были проверены. По-моему, это все скомбинировал Лемп.
Я протянул ему конверт, в котором лежало свидетельство о рождении Артура Лемпке и, указав на карандашные заметки, сказал:
— Вот это особенно интересно. Это ведь план похищения.
Форест быстро прочел написанное.
— Но это означает, что Майнер — соучастник! — воскликнул он. — А о какой пустыне тут идет речь?
— Этого я не знаю. И выяснить это нелегко: половина Калифорнии — пустыня.
Форест задумался, покусывая нижнюю губу.
— Лема организовал похищение, но не собственное же убийство!
— Это ясно.
Он несколько натянуто улыбнулся.
— И все-таки, — сказал он, — я не думаю, что его убил Майнер. Он должен был заняться малышом. Он уехал из города еще до утренней почты. Это указывает на существование третьего сообщника.
