Ильгар помнил, что торговец отнюдь не слабак, и вполне может прикончить несчастного, поэтому отогнал его от скрючившегося мужика и быстро того обыскал. Курьер был в сознании, но ему крепко досталось. Ильгар забрал не только письмо, но и кошелек.
— Зиммбо, — прошепелявил Нерлин, — сколько у него в кошелечке?
Ильгар удивленно посмотрел на друга. Тот улыбнулся.
— Два серебряных, Бобо, — хрипло ответил страж. — И конверт в кармане.
— Тьфу! Валим отсюда!
Когда они оказались достаточно далеко, Нерлин рассмеялся.
— Пусть этот дурак теперь думает, что мы простые грабители из трущоб.
— И ты еще что-то вякал про голову? — пробурчал Ильгар. — Ты его хотел прибить.
— Хотел, — согласился торговец. — Но ты, дружище, всегда знаешь меру. За это я тебя и люблю! Доставай конверт. Поглядим, что там.
Ильгар протянул ему добычу. Нерлин запнулся и чуть не грохнулся на брусчатку. На алом сургуче, запечатывающем конверт, был изображен молодой росток полыни.
Герб Дарующих.
Привратники запаздывали. Небывалый случай. Точность в клане ценили.
Ная сидела на скамье за конюшней и смотрела на дорогу. Телеги давно скрылись за горизонтом, пыль от множества колес рассеялась, а колдунья все еще ощущала прикосновение губ Тэзира. Сумасшедший. У всех на виду. И что с ним делать? Все ее слова будто ветер унес, ничто не задержалось в голове балагура. Одна надежда — перегорит, забудет вдали. Время и расстояние лечат… говорят.
Из-за угла конюшни послышались торопливые шаги. Наконец-то. Ная подхватила с земли посох, поднялась с лавки. Навстречу вышел Радкур. Колдунья застыла от неожиданности, тревожный взгляд пробежался по его лицу: «Знает или нет? Рассказала Коркея, у чьей двери ее сегодня утром застала?» Если Скорняк и знал, то виду не показал. Погладил сидевшего на руке ястреба Хро, сказал:
— Сегодня вдвоем пойдем.
— А где Авдер и Китар?
— У Авдера рана воспалилась, а Китару пришлось срочно печь в трапезной поправлять, стенка выкрошилась.
Вдвоем так вдвоем. Колдунья закинула на плечо котомку с лепешками и сухим мясом, развернулась и начала спускаться по тропе. Скорняк последовал за ней. Идти предстояло далеко, больше четырех лиг. Колдуны не селились рядом с границей, и другим не советовали. Дыхание смерти. Оно пропитывало все, что находилось поблизости: и воздух, и землю, и воду, а те, кто по незнанию выбирал для своих жилищ место возле границы, вскоре сам переходил за ее черту бестелесным духом. Жители начинали без причины болеть и умирать, земля не родила, мясо домашних животных отдавало горечью. В итоге, от хуторов оставались одни покинутые развалины.
Раньше, когда клан был более многочисленный и его не согнали с прежнего места проживания, вдоль границы имелись посты, где привратники дежурили по несколько человек. Через десять дней караульные менялись. Теперь колдунам пришлось переселиться почти к самому мертвому рубежу. Опасные участки закрывались колдовским мороком, дабы никто из людей ненароком не забрел в запретное место. Да не увяз там как мошка в меду. Таких несчастных в лучшем случае находили обезумевшими, в худшем — высушенными мумиями. Случалось, просто пропадали без следа, особенно, если невезучего угораздило выйти в месте прорыва.
Радкур спустил Хро с руки. Ястреб сорвался стрелой и только в полете расправил крылья, взмыл в высоту, сделал круг над простиравшимися горами и ущельями. Затем снизился, пошел на второй круг, всматриваясь, прислушиваясь, ловя малейшие изменения в нитях пространства. Без Хро не обходился ни один дозор. Ястреб тонко чувствовал, где произошел прорыв, откуда идет опасность. Птица накренилась, пошла вправо, снизилась еще сильнее, ныряя между скалами. За одной из вершин Хро исчез. Отправился исследовать территорию по ту сторону перевала.
Скорняк проводил его внимательным взглядом, догнал шествующую впереди девушку.
— Так и будем идти молча?
— Во время обхода посторонние разговоры запрещены, — ответила Ная.
— Это вблизи границы. Мы пока еще далеко… Как тебе Лот?
— Не понравился. Пыльно, суетно, грязно, людей как муравьев. В таком месте станет жить лишь человек совсем себя не уважающий и забывший о достоинстве. Не удивительно, что жители столь испорчены и подлы. Никогда не променяю горы на город.