— Слушаю вас.
Бережнов поднялся. Шагая по кабинету и время от времени вытирая платком взмокшие от волнения ладони, начал рассказывать. Закончив, остановился перед креслом, на котором сидел Мещерский:
— Что скажешь?
— Плохо, Николай Николаевич.
Бережнов нетерпеливо качнул головой:
— Это мне и без тебя известно.
Повернулся. Опять зашагал.
Мещерский для чего-то переставил пепельницу на другой конец стола, потом снова придвинул. Как всегда, в первую очередь подумал о себе: во вред или на пользу может обернуться лично для него вся эта история с Эдиком? «На пользу!» — решил он, наконец. Мягко сказал:
— Вы ведь знаете, Николай Николаевич, для вас я готов сделать все возможное… и даже невозможное.
— Знаю, — устало согласился Бережнов. — Поэтому и приехал.
— Я ценю… — В голосе Мещерского звучали признательные нотки, хотя он при этом подумал: «обходится мне это недешево!» — Высоко ценю ваше доверие. С чего же мы начнем? С адвоката по-моему. Найдем такого, который сумеет свести на нет всю доказательную часть, предъявленную следствием суду. Конечно, потребуется помощь самой пострадавшей, а главное ее родителей.
Бережнов снова круто остановился перед Мещерским.
«Навис, как скала, — подумал Мещерский. — Ничего, эта скала скоро рассыпется мелким гравием».
— Ты понимаешь, что говоришь?! Родители девушки постараются засадить Эдика покрепче…
— Их надо предварительно обработать. Как можно скорее. Лучше всего это сделает адвокат. У меня есть один на примете. Дорого берет, подлец! Но не в деньгах счастье, как говорит ваш Женя. Нам что важно? Добиться, чтобы девушка и ее родители согласились дать нужные показания. Если она заявит, что сошлась с Эдиком добровольно, а потом поссорилась и со злости побежала в милицию, — этого будет вполне достаточно, чтоб признать Эдика невиновным. При хорошем адвокате суд в эту версию поверит.
— С какой стати девушка будет давать такие показания?!
— Потому что Женя ваш все-таки неправ, — загадочно проговорил Мещерский.
— При чем тут Женя? Что за чепуху ты мелешь!
— Женя не прав, — повторил Мещерский. — Счастье все же в деньгах. Вы задарите девчонку и ее родителей. Пообещаете, что Эдик женится, и сдержите свое обещание. Все ваши подарки будут свадебными подарками. Серебряные ложки, вилки, ножи, золотые безделушки, мебель для квартиры новобрачных. Наконец, тесть с таким положением, как у вас, тоже дело не последнее.
— Возможно… Но где я возьму такие деньги? Заведу печатный станок для фальшивой монеты что ли?
— Слишком рискованно! — рассмеялся Мещерский. — Фальшивомонетчики долго на свободе не задерживаются. Есть более простой, и безопасный способ.
— Какой же?
Прежде чем ответить, Мещерский взял папиросу:
— Разрешите, Николай Николаевич?
— Кури.
Мещерский глубоко затянулся. «С папиросой думается легче. Прочищает мозги. Бить следует наверняка. Промахнешься — у самого слетит голова». Нет, сказать прямо нельзя. Надо сначала прощупать:
— Николай Николаевич, вы отчетливо представляете себе, что грозит Эдику?
— До пятнадцати лет! — быстро отозвался Бережнов. Наливаясь гневом, крикнул. — Пусть сидит, мерзавец! Он этого заслужил.
«Неужели Бережнов так принципиален?»
— Я не хочу вас пугать, Николай Николаевич, но сейчас за эти дела возможен расстрел.
Увидел, как дрогнуло лицо Бережнова. Отлично. Надо нажать еще немного:
— Тем более в случае с Эдиком. Ведь девушка несовершеннолетняя. Вы, кажется, говорили, ей нет еще и семнадцати?
Бережнов не ответил. Опустив голову, медленно раскачивался из стороны в сторону, из стороны в сторону. Как маятник. Мещерский постарался вложить всю теплоту, на какую был способен, в свои слова:
— А ваша жизнь, Николай Николаевич? Ваша работа, ваш авторитет? Ведь тень преступления Эдика упадет на вас. Увы! Так обычно бывает. Об этом вы подумали?
Бережнов обо всем подумал. Обо всем. Десятки раз повторял себе то, о чем говорит сейчас Мещерский. Но когда повторяешь себе — одно. А когда слышишь, что то же самое произнесено вслух…
— Что же я могу сделать?! — горько вырвалось у него. — Где я возьму такую уйму денег? Ты мне их дашь, что ли?
— Я никогда вам не отказывал! — Мещерский засуетился. Достал из бумажника сберегательную книжку. — Тут у меня около семисот рублей. Вы можете их взять.
