– Как же меня можно забыть? – Юлия была уязвлена. – Тем более что я его, – тут она сочла нужным напомнить, – жена все-таки.
– Хорошо. Ты хочешь во всем сознаться? Хочешь сказать ему всю правду?
– А ты считаешь, не надо?
– Нет, Юлия, надо, давно пора, только давай вместе.
– Ты не понимаешь. Я должна сама. С глазу на глаз. Мы ведь все-таки муж и жена, – опять заметила Юлия.
– Да, я помню. (Еще бы.) Но, по-моему, это мужской разговор. По-моему, я сам должен объясниться первым.
Благородство, когда порывами, его можно ощутить физически даже: этак в груди набегает волной.
– Все! – отрезала Юлия. – Не спорь. Я знаю, как надо. – Однако спросила: – А ты готов?
– Готов, – ответил я, не задумываясь, к чему именно.
– В твоей жизни будут большие перемены, учти, – предупредила Юлия.
– И в твоей, дорогая, – сказал я учтиво (т. е. учтя).
– Сейчас речь о тебе.
– Как же я без тебя? Тебе ведь труднее.
– Не думаю, – сказала Юлия. – Мне очень легко. Но надо все делать по-человечески.
– Правильно, – сказал я. – Не волнуйся, все будет хорошо. Ну придумаем что-нибудь с комнатой, снимем где-нибудь...
– Да при чем тут комната? Чем тебе не нравится эта квартира? Нас ведь никто не выгоняет.
– Нет, подожди, так нельзя, я и сам не хочу...
– Почему? – удивилась Юлия.
– Просто невозможно пользоваться определенными благами после всего, что случилось...
– Ну конечно! Из Общества тоже уйдешь?
– Естественно.
– Почему, почему ты все время общественное путаешь с личным?
– Стой, ты меня сбиваешь своей логикой...
– А ты ответь, ответь!
– Но я не имею к Обществу отношения!
– Почему?
– Я не вегетарианец!
– А кто ты?
Кто я? Что за вопрос? Если я не вегетарианец, то как будет наоборот?.. Хищник?
Она бы поставила меня в тупик своим кто ты, если бы губы у нее не пахли хурмой и во рту б не вязало и если бы (не буду описывать мизансцену) – ответ явился сам собой, но вслух все-таки я не произнес (из скромности):
– Плотоядный.
Правда, подумал.
И был, подумав, не прав.
Я никого не ем.
Не ел и не буду, не буду.
...В эту ночь выпал снег, мокрый, противный, маловразумительный. К утру (а половина шестого – это уже утро почти) все растаяло. Удержать Юлию я не мог; ей хотелось побыстрее объясниться с Долматом. Зачем такая спешка, спрашиваю? – А просто так. Просто хотелось. – Сегодня. Сейчас.
Мы вышли на Большой проспект, было довольно темно, светильники на проводах горели один через два (экономия света), и насколько взгляд различал перспективу, машин не было ни одной. Еще минут двадцать мы посвятили собственно их же убийству (минут), медленному, жестокому и ужасно бессмысленному, – потому что ведь жизнь, она коротка, это во-первых, а во-вторых, в ждущем режиме на холодке всего-то и можно разве что приплясывать то на одной ноге, то на другой, то на двух сразу. У Юлии покраснел кончик носа. Я сказал: «Сама виновата». – «Нормалек», – ответила Юлия, стуча зубами; она волновалась, я видел. Я поймал наконец какое-то заблудшее такси, не совсем уверенный, что поступаю правильно. Я уже было пристроился рядом с ней на заднем сиденье, вдруг передумает, – но нет, она оставалась верна своему решению: иди я домой и жди я звонка. Вероятно, до десяти они смогут наговориться – ну не жизнь ведь им свою вспоминать? – она позвонит сразу как только, и я в зависимости от обстоятельств... а что «в зависимости от обстоятельств»? Что-нибудь. Как-нибудь поступлю. Приеду дообъясняться?.. Приеду и дообъяснюсь.
Возвращаясь домой, репетировал речь.
В прихожей пол подметал, что на меня не похоже; стол раздвинул, из круглого сделал овальным; рисовал человечков на полях старой газеты (с 20 ноября снижены поставки муки хлебозаводам); катался в кресле на колесиках по блестящему полу; приготовил яичницу из одного яйца; ел за кроссвордом; приготовил еще, ел еще и решал еще (как жить? и роман Достоевского из пяти букв?); исследовал заменитель оконного шпингалета, отвечающий евростандарту; на диване лежал, на спине; вспоминал название шрифта; «сын отца профессора бьет отца сына профессора, сам профессор в драке не участвует, кто кого бьет?» – никто никого – нет, кто-то кого-то; кубатуру комнаты и площадь окон прикидывал; искал от данной квартиры ключи (сам положил на подоконник).
