Но в этом году…
Нынче вечером лесные кабаны спустились с гор Тьылэй, под копытами их ветка не хрустнула, не зашелестела травинка. Кабаны прислушивались, принюхивались. И дойдя до верховья ручья, вдруг остановились. Уши их насторожились, поднялись. Что это: в безлюдной безмолвной ночи поет водяной торынг! Багровые огоньки их глаз уткнулись в землю. Они были ошарашены и растеряны. А голос торынга звучал все выше и громче. Потом он сам собою умолк. Но вскоре раздался снова, мощней и раскатистей прежнего. Звуки торынга стали торопливей и яростней. Кабаны всполошились: нет, люди Конгхоа не умерли, они живы! Это их водяной торынг по ночам караулит поля. Не сломать теперь изгородь, не ворваться на лесные делянки, не поесть спелого риса! Глаза их потускнели, они повернули вспять и с шумом устремились вверх по склону. Кабаны боялись людей…
Бежавших в страхе голодных кабанов встретил на лесной дороге Гип. Он вслед за Нупом шел в горы искать плоды лопанг.
Плоды эти в горах растут во множестве, как дикие травы, но раньше люди о них и не ведали. Пуп видел: земляки, давно уже вместо соли евшие пепел, ослабли и сникли. И он, что ни день, искал, не найдется ль в горах лучшей замены соли. Какие листья ни встретит — непременно отведает. Напал однажды на ядовитые побеги; рвало его, чуть не помер. Лиеу, держа его голову у себя на коленях, отпаивала мужа целебным отваром и тихонько плакала. Оправился Нуп; считанные дни прошли, а он снова ушел на поиски. В конце концов удалось ему отыскать эти плоды лопанг, солоноватые и терпкие, вкусом много получше золы с пеплом. Нашел он лопанг, выкопал с корнем да пересадил на свое поле — пусть растет, кормится. Подрос лопанг и, обвившись вокруг сван полевого домика, потянулся ввысь. По утрам, выйдя в поле, Нуп по забывал подойти глянуть, растет ли лопанг; черпал воду из ручья и поливал его — пусть попьет досыта. Радовался Пуп в душе несказанно! Теперь есть лопанг, и жизнь в деревне пойдет куда веселее. Иной раз ему даже казалось, лопанг повкуснее соли…
Само собою, Гип сопутствовал Нупу и когда тот ходил драться с врагом — сначала в Ланьлане, потом в Сенга. В первый раз парни уложили из самострелов и придавили камнями пятнадцать солдат неприятеля. Но сама деревня в Ланьлане стояла уж больно высоко; оттуда до поля, бывало, пока дойдешь… Пришлось покинуть эти места и перебраться на гору Сенга.
Уже во второй раз, в Сенга, француз, приметив соломенное чучело на делянке Нупа, решил: вот они, люди. И залопотав свое «авансе», кинулся брать пленных. Тут-то в ловушках шипы да колья проткнули еще восемь солдат… Но и в Сенга земля оказалась плохой. Деревенский люд захотел оттуда уйти на новое место.
* * *
Откуда-то снова и снова подает голос птица пороток. Услышишь ее песню, сразу вспомнишь добродушный ручей Конгхоа, огибавший подножие горы: вспомнишь тамошнюю землю, щедрую, тучную — возьмешь ее в горсть, потом хочешь бросить назад, а она так и липнет к ладони; вспомнишь тенистое дерево манго, на ветках его гнездились птицы, с первыми лучами утра приносившие корм птенцам. И чувствуешь: в сердце поднимается неодолимое желание — вернуться, поскорее вернуться в родные места!
Нуп стоит у околицы и слушает ветер, долетающий снизу, от подножия. А хорошо бы возвратиться туда. Ведь это теперь вполне возможно. Да и чего бояться? Разве люди не научились рыть волчьи ямы, ставить ловушки — с длинными ли, с короткими ли шипами и кольями? Разве не умеют прятать смертоносные острия на деревьях, устраивать «колючий дождь»? Не ладят могучие луки-самострелы, выпускающие разом по пять стрел, или новые ловушки-камнеметы, что сами, без человека, дергающего веревку, обрушивают на врага грохочущую лавину? Этого мало — земляки при нужде построят в одночасье и тайники, для риса ли, для укрытия ли стариков и больных. Главное сейчас — обзавестись землей получше, чтобы всегда есть досыта. Нуп спрашивал об этом у старого Па и у деревенского схода. Все согласились с ним.
…Три года подряд забирались они все выше и выше в горы, а теперь девяносто человек из Конгхоа спускаются вниз, к подножию. Они возвращаются на землю своих дедов, чтобы заново поставить там деревню, а если что — и дать на ней бон врагу. Француз загнал деревню Конгхоа в горы, но она не погибла там. Она возвращается, став сильнее, чем прежде.
