Его представление о хорошем и плохом было достаточно определенным. Однако в том-то и заключалась слабость. Бармен считал, что во время своих остановок все три пилота реактивных тягачей должны хоть раз напиться в стельку в его баре, а когда Мэттью отказался выпить даже каплю спиртного (тогда его мучила язва двенадцатиперстной кишки), у робота случилась механическая поломка, первым симптомом которой стало попеременное затухание и блеск его глаз.
Мэттью прочитал имя «старика» на тунике:
— Эсхил?
Тот с чувством кивнул.
— Да. Эсхил. Я надзираю за банями и спальнями, — произнес он и добавил: — Поутру, мрачные лелея замыслы, у спящего царя под боком; все она…
— Ты осмелился оставить пост во внеурочное время?
Это была Гера. Гера в платье, напоминающем саронг и сверкающем бриллиантами. Гера, высокая и властная, с глазами черными от ярости как бездна.
Эсхил отступил. Его глаза трубочки неистово вспыхивали.
— Старый увалень, дурак! — продолжала она. — Ступай обратно к своей колонне! А завтра пойдешь в утиль — и вообще я всегда терпеть не могла твои пьесы. Дурацкие пьесы!
«Старик» повернулся и, шаркая, отправился обратно, чтобы застыть как изваяние возле колонны, которую недавно покинул. Г ера повернулась к Мэттью, который поднялся с колен.
— Прошу прощения за его наглость, — сказала она. — Пожалуйста, садись.
Мэттью повиновался, и Гера села рядом с ним на скамью. В уголках ее глаз виднелись морщинки усталости — или, возможно, беспокойства, трудно было сказать — а лицо казалось немного тоньше, чем прежде.
Она хлопнула в ладоши. Через несколько мгновений из двери справа от лестницы появилась механическая служанка, она несла поднос с высокой темной бутылью и двумя бокалами на тонких ножках. На ее тунике спереди было вышито ее имя — Коринна.
— Это все, мадам? — осведомилась она, после того как поставила перед ними бутыль и бокалы.
— Пока да. Пошла вон, кухонная девка!
Коринна ушла. Г ера наполнила бокалы и подала один Мэттью. Сама же подняла второй.
— Хочу выпить за твою преданность, Мэттью Норт! — сказала она. — Пусть вечно она парит над Домом Христопулоса, точно огромная и сверкающая звезда!
Они чокнулись, выпили… Вино зажгло в Норте холодный огонь. Сверкающие языки пламени, вытягиваясь, лизали его мысли. «Не этим ли вином знаменит Дом Христопулоса? — подумал он. — Вино, на котором Ник Грек, как считалось, сколотил свое состояние?» Мэттью так не думал. Подобное вино было слишком дорогим, чтобы сбывать его на массовом рынке. И кроме того, поговаривали, будто истинный источник богатства Христопулоса — синтетический джин, который Антония Анзалоне производила в своей ванне до того, как Ник Грек взял ее в жены, и который славные горожане Земли и Семи сатрапий с тех пор невоздержанно потребляли.
Гера заново наполнила бокалы и снова хлопнула в ладоши — на этот раз дважды. И тотчас же Коринна и другая механическая служанка, по имени Сафо, понесли всевозможные яства.
Количество и качество пищи лишили Мэттью дара речи. На закуски подали марсианских куропаток, деликатес, который Мэттью никогда еще не пробовал. С каждым блюдом подавали другое вино — ничего из них Мэттью прежде не пробовал, и каждое было крепче предыдущего. От опьянения его спасало только качество потребляемой им еды. А под конец и это не спасало его, ибо еда оказалась попросту основой для приносимого вина. На столе появлялось красное вино, голубое, янтарное и даже красное с зеленоватым оттенком; об этом последнем Гера сказала, что его делают на виноградниках самого южного континента Сириуса-XVIII, а созревало оно в глубоком космосе. Есть ли еще вино, подумалось Мэттью, вино, которое она ему не предложила — вино с Бимини, тоже выдержанное в глубоком космосе?
Однако он не мог вспомнить, видел ли виноградники на Бимини во время своих полетов по орбите или во время вынужденных прогулок, на которые он отправлялся, пока андроидный персонал загружал его капсулу. На Бимини он видел в основном деревья и еще деревья. На самом деле Бимини — это деревья. Были деревья. Огромные джунгли в небе.
Конечно, плюс-минус несколько озер и рек — и недавно взбунтовавшееся море с соленой водой.
