Не было никакой необходимости испытывать фантастическую удачу, выпавшую на долю экипажа. Лодка погрузилась.
7 декабря в 00.45 U-230 начала бесшумный бег через глубины. Лодку отдифферентовали на глубине сорок метров, и она шла, слегка наклонив нос. Скорость установили в полтора узла, достаточно, чтобы держать ее на плаву. Но течение, достигшее в точке погружения трех узлов, увеличивало скорость до четырех с половиной узлов. Оно должно было постепенно усиливаться по мере приближения к проливу, в котором поток, несшийся в Средиземное море, должен был разогнаться до восьми узлов.
«Я обосновался в центральном посту, ожидая дальнейших событий. Кестнер, лучший акустик, вскоре определил прямо по носу слабый шум винтов и писк гидролокатора. Также регистрировались странные импульсы, которых он никогда раньше не слышал. Я отправился в радиорубку, чтобы разобраться с этим феноменом. Во второй паре наушников ясно слышался незнакомый радиолокационный сигнал, источником которого Кестнер считал новую аппаратуру обнаружения. Импульсы звучали как свист, издаваемый сжимаемыми резиновыми игрушками…»
Внезапно Вернера осенило: это был не новый английский прибор, а разговор… дельфинов! Слушая внимательно, можно было различить их голоса. Пораженные, немцы слушали беседу множества дельфинов, резвящихся в подводном течении. Некоторые были в отдалении, другие слегка касались корпуса лодки, но всем им, казалось, понравилась гигантская стальная рыбина, и они приняли ее в свою компанию. По мере продвижения в пролив их переговоры стали интенсивнее, одновременно усилились и импульсы на гидролокаторе. Однако когда вдалеке разорвалась первая глубинная бомба, пищащая компания торопливо вернулась в Атлантику…
На поверхности множество английских эсминцев деловито резали водное пространство в поисках нарушителя. Их активность достигла пика около 10.00. Локационные импульсы сыпались на U-230 как град, но быстро перемещающийся слой воды разной температуры и плотности покрывал лодку спасительным ковром. Оказавшись не в состоянии установить контакт, эсминцы возобновили старую игру — бросали «вабос» наобум.
«К полудню, когда я сдал вахту, писков стало меньше и они остались за кормой. Стало ясно, что блокада прорвана и пройдена самая узкая часть пролива. Течение постепенно утихало, и к 16.00 у Зигмана кончилось терпение. Он приказал: „Старпом, поднять лодку под перископ, посмотрим, что нам удалось. Будет интересно увидеть Европу и Африку одновременно“.
Капитан сам сел у перископа, быстро поднял его, проверяя, что делается в непосредственной близости. Затем покрутил его во все стороны и наконец сказал: „По-моему, Скала осталась далеко за кормой. Дайте посмотреть лоцию“.
Я вручил ему тяжелый том морской лоции испанского побережья, в котором была фотография Гибралтарской скалы, ее вид с моря.
„Да, мы уже прошли ее. Проскочили быстрее, чем предполагали. Вызовите Прагера, надо взять пеленги“.
Штурман вскоре сообщил точные координаты. Результаты, полученные Прагером, были удивительны. Мы миновали Гибралтар и на семь с половиной миль проникли в Средиземное море. Быстрые расчеты подтвердили, что под водой скорость была около 14 узлов, из которых на долю течения приходилось 12 с половиной…»
Сквозь дымку в перископ можно было разглядеть по крайней мере шесть английских кораблей, охраняющих вход в Средиземное море. Развернув перископ на правый борт, старпом увидел берег Северной Африки, поднимающийся почти перпендикулярно из океана. На верхушках высоких скал около Испанской Сеуты высился мемориал Гражданской войны.
«Я был так захвачен зрелищем, что не сразу заметил самолет. „Быстро вниз, вниз до шестидесяти метров, авиация!“.
Я втянул перископ в шахту, пригнул голову и ждал, но вмешательства сверху не последовало. Лодка шла в удивительной тишине. Шансы быть обнаруженными уменьшались с каждой милей. В 22.00 впервые за 12 дней маленькая лампочка над койкой капитана была выключена и темно-зеленая занавеска, окружавшая его логово, была задернута…»
Почти через сутки, в 21.30 следующего вечера, U-230 всплыла, и перед ней открылись огни Малаги. Освещенный город окружали горы, темнеющие на фоне бледного неба. Ночь была такой мягкой, что можно было снять кожаные куртки. Команда провентилировала лодку, и радист передал по радио первое сообщение для Деница:
