Вечером 26 ноября 1943 года U-230 капитан-лейтенанта Пауля Зигмана выскользнула из гавани Бреста в последний раз. Она последовала в кильватере эскорта, прошла противолодочные сети и узкости, после чего на высокой скорости помчалась в океан. Слово старпому Вернеру:
«Мы знали, что наш отход оставался тайной, поскольку всеведующая английская радиостанция „Кале“, освещавшая в передачах плохие новости из Германии, не передала нам особых пожеланий.
Около полуночи мы взяли курс строго на юг и последовали вдоль французского берега над двухсотметровой линией континентального шельфа. Вместо того, чтобы плыть в „Долину Смерти“, мы устремились на юг, к северному берегу нейтральной Испании. За ночь пришлось погружаться три раза, но мы увидели первые солнечные лучи, избежав серьезных ударов. Когда лодка погрузилась для дневного перехода, Зигман по внутренней селекторной связи проинформировал команду о нашей рискованной миссии. Их реакция выразилась в смеси удивления и осторожного одобрения. Они слишком долго шли через ад и знали правила игры».
На пути к испанскому берегу во время первого длительного погружения U-230 миновала сильно разрушенный Лориан, а во вторую ночь оставила по левому борту Ла-Рошель. Заметив огни Сан-Себастьяна, Зигман дал команду всплывать, после чего повернул на запад и проследовал вдоль черного контура высоких гор на расстоянии примерно четырех миль от берега. Путь лодки вдоль испанского побережья остался в тайне, и подводникам удалось полюбоваться видом мерцающих огней городов Сантандера и Хихона. На пятую ночь U-230 обогнула опасные скалы мыса Ортегаль, а двадцать часов спустя прошла мыс Финестерре, район, где недавно были потеряны четыре лодки. На следующую ночь впереди замерцали миллионы огней, отраженных в небе, — Лиссабон. Пока его жители развлекались или мирно дремали под одеялами, немцы пересекли Лиссабонский залив. На восьмой день плавания они часто подвсплывали на перископную глубину и брали пеленги на мыс Сан-Висенти.
Вскоре U-230 оставила Кадис за кормой и приблизилась к мощной английской обороне пролива. Через два часа после полуночи 6 декабря она проникла в бухту Барбате — последний пункт маршрута в его европейской части. Затем субмарина погрузилась и легла на песчаное дно. Днем частые взрывы глубинных бомб всего в нескольких милях к востоку напомнили экипажу, что «томми» намерены препятствовать проходу через пролив. Пока часть команды отдыхала, а другая готовилась к прорыву, командир с офицерами разрабатывал дальнейший план действий. После нескольких часов обдумывания различных вариантов Зигман наконец решил срезать угол в сторону североафриканского порта Танжер, а уже оттуда проследовать в «петлю палача» — Гибралтарский пролив.
Вечером 6 декабря команда заняла боевые посты и получила инструкции на следующие три дня.
«В 21.00 лодка поднялась на гладкую морскую поверхность и устремилась в сторону африканского берега. Вверху расстилалось темное чистое небо, усеянное сверкающими звездами. Когда мы вышли из защищавшей тени испанского берега, замолотили радарные импульсы. Полностью доверившись акустику, мы продолжали бросок — с колотящимися сердцами.
„Контакт — интенсивность три!“
Крик прозвенел в ночи как разбившееся стекло. Мы скатились в рубку, и лодка моментально ушла на глубину. Импульсы прекратились, наступило молчание. Ободренные, мы всплыли. Но после восьмимильного пробега сильный импульс снова заставил нас погрузиться.
В 23.00 мы опять всплыли и, не обнаружив самолетов, пошли вперед. На этом переходе аккумуляторы зарядили так, что их должно было хватить на три дня погружения. Мы пересекли обширный участок моря, вздымая искрящиеся фонтаны, пенившиеся вокруг корпуса и оставлявшие предательские пузыри на много миль позади нас. И все же нас не обнаружили. Вскоре показались огни Танжера, и оттуда курс был проложен на восток, к узкой щели между двух континентов».
Вскоре субмарина затесалась в скопление африканских рыболовецких судов и осторожно сманеврировала между ними. Через сорок минут, миновав ничего не подозревавших рыбаков, U-230 оказалась в опасной близости к проливу, где радарные импульсы пищали невыносимо громко.
