В итоге испанцы проиграли, но обе стороны во время боя проявили равное мужество и стойкость. Для французов это была довольно дорогая победа, а для испанцев — весьма чувствительное поражение. Тем не менее, немалая часть чисто испанской пехоты была сохранена, хотя далеко не все ветераны Рокруа захотели потом продолжить службу. Реальной точкой отсчета, после которой померкла испанская слава, можно считать битву при Дюнкерке 1658 г., о которой речь еще будет впереди. По иронии судьбы испанцами там будет командовать их победитель при Рокруа. Если бы в 1643 г. какой-нибудь астролог смог предсказать Луи Энгиенскому будущее!
Победа при Рокруа стала предметом мощной пропаганды. Она прославила молодого военачальника в Европе, повысила его политическую значимость и авторитет внутри Франции, но, вместе с тем, и обострила его и так непомерное чувство собственного превосходства и ощущение той роли, которую он должен играть на политической и военной сцене. В королевстве она была воспринята не только как счастливое предзнаменование для нового правления, но и усилила влияние при дворе воинственной «партии Конде» в противовес сторонникам мира во что бы то ни стало. Особняк Конде в Париже постоянно окружали люди, а Шарлотта Конде не без гордости жаловалась, что дверь в ее комнате никогда не закрывается, и поэтому она не может отдохнуть.
Громкий успех воодушевил герцога Энгиенского на дальнейшие подвиги. 16 июня он осадил давно оспариваемую обеими сторонами хорошо укрепленную крепость Тионвилль, гарнизон которой насчитывал 800 человек. Тот же Бек, которого так ждал у Рокруа дон Франсиско Мело, ввел в Тионвилль еще 2000 солдат, что позволило крепости продержаться до 10 августа. Во время ее штурма был тяжело ранен Гассион. После этого герцог Энгиенский вернулся в Париж, так как время года, позволявшее вести активные военные действия, почти закончилось. 16 сентября Людовик XIV лично сказал ему, что доволен проведенной кампанией. В «Газетт» тогда отмечалось: «Каждому было приятно видеть ласковое обхождение юного монарха с героем, оно показывало, на что можно надеяться, когда король достигнет более зрелого возраста»[40].
В начале 40-х гг. XVII в. во Франции выросли два великих мужа, два полководца, которые во многом предопределили ее славное будущее — как на войне, так и в мире. Взошли на небосклон они почти одновременно. Анри Тюренну пришлось, и не без определенных сложностей, проходить ступени военной иерархии, тогда как Луи Конде в силу своего происхождения не надо было становиться маршалом, чтобы самостоятельно руководить армией. Не потому ли последовательный и расчетливый виконт смотрелся скромнее на фоне внезапно вспыхнувшей звезды — герцога Энгиенского? Звезды, которая впервые проявила отмеченное впоследствии епископом Боссюэ свое «вдохновение»? В любом случае, для обоих на войне были характерны незаурядный ум, решительность и отвага. Они уже стали Фобосом и Деймосом, независимо от того, где был их Марс — на небесном Олимпе или на Земле.
Фобос и Деймос атакуют и взаимодействуют
Выдающийся император (полководец) должен обладать следующими четырьмя дарами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом, удачливостью.
Марк Туллий Цицерон
Они оба были некрасивы, но выделялись среди окружающих, ибо неординарность всегда накладывает свой отпечаток на внешность человека. Как и любой представитель сильных мира сего, Анри де Тюренн, несмотря на свою скромность, трепетно относился к своей славе и позволял запечатлеть себя в многочисленных портретах. Наиболее известными из них являются портреты кисти Филиппа Шампаня и Шарля Лебрена в Версале. На первом портрете маршал запечатлен за пять лет до гибели в 1670 г., а на втором — в среднем возрасте. Выражение его круглого лица, обрамленного длинными завитыми по моде негустыми волосами (парик он не любил), было мягким в расцвете сил и несколько усталым и саркастическим в пожилых летах. Его не портил большой и довольно мясистый нос, а взгляд широко расставленных серых глаз под густыми бровями, казалось, свидетельствовал о глубоком знании жизни. Он не любил вычурности в одежде, как отмечали современники, носил простое, но добротное платье, но даже в полевых условиях был исключительно чист и опрятен.
