— Что, нравится?
— О чем вы, господин
сержант?
— Да о печке, вестимо,
что тут еще может нравиться?
— Ну, ничего себе
бабенка.
— Моя работа, — Кабан
простодушно улыбнулся, — от начала и до конца. Прежнюю я разобрал — от нее все
равно прока никакого, дым один — и соорудил эту. Прими к сведению, все сделано
из старого кирпича, глины и цемента, потом покрашено краской, особым, конечно
же, образом.
— Ништяк, сержант,
адресок оставь на будущее.
— Шутник ты, — махнул
рукой Кабан, но было заметно, что похвала пришлась ему впору.
— А ты не родственник
тому самому печнику? — полюбопытствовал Прямой.
— Какому самому?
— Ну, тому — другу
великого вождя. Помнишь: “Ленин и печник”?
— Ай, да ну тебя...
— Слушай, сержант, —
продолжал ерничать Прямой, пытаясь узнать что-то еще, — а зачем
светомаскировка? Бомбят?
Но Кабана было не
разговорить.
— Не без этого, —
ответил он коротко, — поживешь-увидишь.
Прямой прожил около часа
и увидел, как в комнату вошел среднего роста худощавый светловолосый мужчина
лет сорока пяти. Он отряхнул невидимую пылинку с бежевого джемпера и
поздоровался:
— Здравствуйте, Сергей
Григорьевич.
Прямой демонстративно
кивнул Кабану, мол, что молчишь, здороваются с тобой?
— Сергей Григорьевич, —
светловолосый придвинул стул и уселся напротив, — давайте будем серьезней. Я
ваш новый следователь, Генрих Семенович, будем знакомы.
— А старый как же? —
нашелся Прямой, — Съехал? Жаль, такой был мужчина, настоящий полковник.
— Приятно иметь с вами
дело, — Генрих Семенович улыбнулся, — другие, признаться, в вашей ситуации
выглядели более бледными.
— Все ништяк, — так же
широко улябнулся Прямой, — другие может и не гнили столько же по СИЗО. Я вашего
брата повидал.
— Об этом, Сергей Григорьевич,
мы еще поговорим, — вежливо прервал его следователь, — а сейчас расскажите вот
что. Что произошло с вашей головой?
— Что? — удивился
Прямой, тут же вспомнив, что с этого же вопроса начал покойный Гриша Функ. Он и
ответить попытался так же: — Да покрасил — и дело с концом.
— Вы, уважаемый Сергей
Григорьевич, — следователь продолжал мило улыбался, — выражаясь вашим языком,
“не гоните порожняк”.
Он достал блокнот и,
указывая на покрытую каракулями страницу, сказал:
— Вот, пожалуйста,
вчера, двенадцатого июня, в четырнадцать двадцать три, вы, будучи нормальным
шатеном, поставили свой автомобиль марки “Мерседес 230” на площадке у дома номер двадцать шесть по улице Советской и прошли в здание переговорного
пункта, где сделали четыре звонка. Тексты разговоров прилагаются. Затем
проследовали в Детский парк, в сторону туалетов, не доходя, повернули и
остановились у летней эстрады. Потом присели на скамейку... нет, простите — на
каменную ступень. И сидели... Тут у нас маленький пробельчик вышел: неполадки с
аппаратурой...
— Так что было дальше? —
заволновался Прямой, — Ну присел я, а дальше?
— Вам виднее, Сергей
Григорьевич. Это ж вы присели? — резонно возразил следователь.
— Да не помню я, плохо
мне стало... Потом подошел Павел Иванович...
— Кто? — резко выкрикнул
следователь. — Этого явно не значилось в его блокнотике. — Еще раз: кто
подошел, какой Павел Иванович?
— Ну, Глушков,
естественно, кто ж еще?
— Не путайте следствие,
не было никакого Павла Ивановича. Или это, по-вашему, пацана так звали?
— Какого пацана? —
теперь удивился Прямой.
— Ну, которому вы отдали
зажигалку и сигареты?
— А, так я их сам отдал?
А я думал, что потерял. Этого не помню! Вот ведь лопухнулся — пять тысяч
баксов!
— Пять тысяч?
— Да зажигалка столько
стоит, спецзаказ.
— Зажигалку мы вернем, —
следователь подмигнул открывшему было рот Прямому, — вернем, если конечно
будете сотрудничать со следствием. Итак, продолжим. Вы просидели пять минут,
добровольно отдали мальчишке свои курительные принадлежности, потом встали и
пошли к зданию Мэрии. Но вот загвоздка: в это момент камера зафиксировала вас
уже с белой головой! Понимаете суть проблемы? За пять минут до того вы пришли и
сели на скамейку, фу ты, на ступень, нормальным шатеном. У нас отказала
видеокамера, что ж, бывает и такое. Но вы через каких-то паршивых пять минут
встали уже совершенно седым. Вот это уже трудно объяснить! Или я не прав?
Кстати, ваши волосы отправили на анализ. Нормальная седина — никакой краски! Вы
стали седым, Сергей Григорьевич. Что же случилось за эти минуты?
