Шаманка долго хмурилась, внимательно изучая его лицо, хотя позы не меняла, а потом наконец проговорила неуверенно:
— Чтобы пришло что-то новое, старое должно умереть. Смерть — это тоже часть жизни. Только, знаешь… Когда мы пойдем в поселок, ты лучше никому не говори об этом, ладно?
— У вас не любят таких? — Мысль, что он сменял одних охотников на других, почему-то тоже не вызвала досады, скорее иронию. А еще неожиданно успокоила. Он уже начал подумывать, что попал чуть ли не в Карамельное королевство из глупых детских сказок, но нет, кажется, все не так плохо.
— У нас таких никогда не было, — возразила Брусника. — Просто мне кажется, старшие могут отказаться тебя принять, засомневаются. Одно дело — просто вылечить, помочь, а потом отправить дальше, но совсем другое — оставить в поселении. А… что ты уничтожал? И что будешь? — настороженно спросила она.
— Уничтожал все, что требовалось уничтожить, — уклончиво ответил он. — И пока ничего не планирую. Боишься?
Сообщать, что особого желания оставаться в их деревне у него нет, мужчина не стал. Во-первых, он пока еще сам не знал, чего хочет в этом мире, так почему пока не пожить среди местных людей? Где люди — там информация. А во-вторых, с ними в любом случае пока не стоило ссориться. Кто знает, как выглядит этот мир и какие существуют в нем опасности? Прекрасная идея — быть сожранным какой-нибудь тварью, нечувствительной к его магии!
— Беспокоюсь, — осторожно поправила женщина. — Я тебе помогла, я теперь несу за тебя ответственность и перед сородичами, и перед всем миром. Но ты не ответил, почему ушел. Ты… все уничтожил? — опасливо предположила маленькая шаманка. Хаггар едва подавил глупый порыв сказать «да» просто ради того, чтобы взглянуть на ее реакцию, но решил с такими вещами не шутить.
— Нет. Просто знаешь… — проговорил он и запнулся, не зная, что сказать. Откровенно врать не хотелось. Может, местные маги тоже способны чувствовать ложь? При виде странно мерцающих глубоких зеленых глаз Брусники сложно было усомниться в подобном предположении. И он неожиданно для себя самого вдруг разоткровенничался: — Я сделал много такого, что не понравилось моим сородичам. Наверное, правильней будет сказать — я сделал много плохого в своей жизни. Не буду врать, что страшно раскаиваюсь во всем, за что меня ругали, но кое-какие поступки и сам признаю неправильными и хотел бы их изменить. Может, совсем не так, как того от меня ждали бы окружающие, но… наверное, именно это и называется раскаянием, — усмехнулся маг. — В любом случае я сделал выводы и совсем не хочу второй раз оказаться врагом всего мира. И хоть я пока не знаю, чем буду здесь заниматься и как жить, но повторяться точно не стану. Так что как минимум начну с соблюдения местных законов и попыток договориться миром, — заключил он.
— Это хорошо, — с улыбкой облегчения сказала Руся.
— Хорошо, — эхом откликнулся теневик. Пару секунд он внимательно и испытующе вглядывался в лицо шаманки, а потом вдруг рывком опрокинул ее на лежак, проворно фиксируя безо всякой магии. Коленом прижал ее бедра, одной рукой придавил заведенные за голову руки, а второй ладонью мягко и почти ласково обхватил женщину ладонью за горло, не позволяя отвернуться. Потом склонился ближе и, пристально и недобро глядя в колдовские зеленые глаза, тихо спросил: — А скажи-ка мне, маленькая шаманка, отчего это я вдруг разговорился и принялся изливать тебе душу?
— Прости, пожалуйста! — На свое счастье, Брусника так растерялась от неожиданного перемещения в пространстве и испугалась вдруг зарокотавших в его и без того хрипловатом тембре отголосков грозы, что даже не подумала отпираться. Хаггар честность оценил, отпустил ее запястья, даже сдвинул руку с горла чуть ниже, машинально поглаживая кончиками пальцев ключицу и пристальным взглядом побуждая к дальнейшему покаянию. И женщина покорно затараторила: — Мне просто нужно знать точно, не опасен ли ты для моих сородичей, а твои слова про злого шамана очень меня напугали. Это тоже сила шамана: мы умеем договариваться с любыми живыми существами, независимо от того, разумные они или нет. Обычно люди от этого защищаются, а ты как будто совсем не замечаешь, очень легко поддаешься влиянию. Но я только сейчас к тебе применила эту способность! Честно! Ой, нет, еще вчера заставила уснуть. Я бы научила тебя сопротивляться, но не знаю, как это сделать. Может, это все из-за того, что ты совсем не чувствуешь землю? Ты даже сейчас, когда сердишься, все равно никак не противишься. Даже при общении с младенцами ощущается барьер, даже с животными, а ты… не знаю, как объяснить. Так только растения слушаются, — смущенно заключила она, окончательно смешавшись под пристальным тяжелым взглядом.
