Мастер оружейных дел

Нойшарэ Л’Оттар

Я полусидела за стойкой, широко раскинув локти, положив подбородок на сложенные друг на друга ладони, и искоса разглядывала происходящее за стеклом. Там, снаружи, кипела жизнь. Туда-сюда сновали люди и порой медленно проползали гужевые телеги, короткие и узкие, запряженные низкорослыми степными лошадками: моторам на тесных улочках Баладдара не проехать, поэтому в городе их нет. Только такие вот небольшие повозки да верховые, которых, впрочем, очень мало.

Нормальное начало нормального рабочего дня.

Впрочем, нет, не нормальное. Работать категорически не хотелось, до такой степени, что я уже почти собралась закрыть лавку и уйти в дом, заняться чем-нибудь полезным. Единственное, что меня останавливало от решительного шага, так это понимание: ни на что полезное я сейчас все равно не способна. В кузницу идти лень, решать хозяйственные вопросы — лень вдвойне. Хотелось завалиться на часок на диван с интересной книжкой, и чтобы никто не беспокоил. Решимость устроить внеплановый выходной почти успела сформироваться, но тут же разбилась мелодичным «динь-дилинь» колокольчика, возвестившего о посетителе.

Вошедший мужчина с любопытством огляделся. Вытянутое помещение три на восемь метров располагалось нехарактерно, не уходило в глубину здания, а тянулось вдоль фасада. Массивная стойка занимала один конец комнаты, остальное пространство — столы, стеллажи и все стены — заполнял товар. Дверь во внутренние помещения в углу за стойкой, да вдоль «уличной стены» два окна-витрины с входной дверью между ними — вот и вся обстановка.

Пока визитер озирался, я с не меньшим интересом разглядывала его самого. Не местный, наверняка столичный тип: светлая кожа и темные волосы отличали его от уроженцев Пограничья. В наших краях даже дворянство щеголяет ровным загаром, и «масть» распространена более светлая, вроде моей русой косы. Одет с иголочки и явно у личного портного, то есть — не простой работяга, но назвать посетителя «столичным франтом» язык не поворачивался. Его выдавала спина. Военную выправку ничем не выбьешь, как и повадки; да и сюртук, видневшийся под распахнутым пропыленным плащом, очень походил на форменный. Правда, я так и не смогла определить, кому принадлежит эта форма, поэтому склонялась к мысли, что сюртук сшит на заказ сообразно вкусам хозяина.

— Чем могу помочь, рен?[1] — привлекла я его внимание и нехотя выпрямилась, когда посетитель, явно не заметив меня, медленно двинулся к ближайшей стойке с клинками, разглядывая представленные образцы. Мужчина вздрогнул и обернулся.

— Доброе утро, рена. Я бы хотел поговорить с мастером оружейником Л’Оттар, — сообщил он, снимая шляпу и приветствуя меня вежливым кивком. Взгляд с явным интересом обвел мое лицо, спустился ниже, изучая ту часть фигуры, что виднелась над стойкой. Кажется, увиденное ему понравилось: плеха плотно облегала тело и подчеркивала все изгибы и выпуклости.

На взгляд столичного гостя, наверное, смотрелась она достаточно экзотично. Плеха — национальная одежда (и женская и мужская) Приграничья, которая представляет собой облегающую безрукавку длиной до середины бедра с боковыми разрезами до талии, шнуровкой на боках и высоким воротником. Чаще всего шьется из тонкой, хорошо выделанной замши и зачаровывается от грязи и пота. Главное достоинство плехи — совсем не ее внешний вид, а тот факт, что она заодно может служить поддоспешником. В этом случае на плеху надевается верда, представляющая собой короткую, едва покрывающую ребра рубаху из толстой ткани с длинными прямыми рукавами и широкой горловиной.

На губах посетителя появилась явно заинтересованная улыбка, он открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но я предпочла назваться сразу, дабы избежать конфликта:

— Вы с ним уже разговариваете, рен.

Мужчину сложно в чем-то обвинять, вполне типичная реакция: те, кто меня не знает, редко принимают всерьез. Незачем из-за этого ругаться, как бы ни подталкивало к тому дурное настроение.

Он подошел ближе и позволил разглядеть себя внимательней. Высокий, я смотрела на него снизу вверх, и даже, наверное, красивый, не просто симпатичный. Породистый нос с легкой горбинкой и высокие скулы придавали узкому лицу волнующую хищность, а глубокие темные глаза зачаровывали и, кажется, заглядывали в самую душу. Улыбка ему очень шла, но почему-то добавляла усталости и возраста.