- Я не знаю, Борь. Шурка бы просто так звонить не стал. Да и Славка… тоже. Ты знаешь, они иногда сгоряча похозяйничают, потом детей не выцепишь… Я просто работал, пару случаев видел.
- А если там и правда всё плохо?
- Ну, ты и разберись. Сможешь?
- Не знаю, - сказал Борис. – Я законы, чтоб вот прям точно, не помню… Давай адрес. Только постарайся побыстрее, ладно?
- Я выезжаю уже. Хоть задержи их… Мальчишки наши там уже, ох, как бы они дров не наломали…
- Понял, давай адрес.
После разговора с Валерой он звонить никому не стал. Уставился в окно и равнодушно смотрел, как мелькают деревья. И торопил, торопил медленную электричку, неясно за кого он больше волновался – за сына ли, за Славку или за того мальчишку…
В пыли у обочины стояло несколько машин и одна из них – с чёрными шашками. Борис быстро подошёл к ней, назвал адрес. И через пять минут уже стоял у подъезда, звонил Денису, спрашивал код и просил подъехать.
Дверь в семьдесят четвёртую квартиру была приоткрыта, и он вошёл без стука, на секунду прислушался и быстро прошёл в комнату, где возле окна стоял его сын с фотоаппаратом, сердитый темноволосый мальчишка в майке и маленькая девочка в пижаме, вытиравшая кулачками зарёванные глаза. Борис аккуратно взял её на руки – лёгкую, тоненькую, испуганную.
- Не трогать, - сказал он собравшимся здесь людям, а девочке шепнул: «Не бойся…». Потом посмотрел на мальчишку – тёмные зелёные глаза просто били тревогой, какой-то отчаянно беспомощностью, обидой. Борис повторил, - не трогать…
«Где же Валера, - подумал он. – Вот и что мне делать?! Ох, дела…»
***
Когда этот мужчина вошёл в комнату, все замолчали. Полицейский уставился на него, тот – на женщину в очках, две женщины замерли на месте, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Нимка перевёл дух. И почувствовал себя немножко спокойнее, решился посмотреть на Славку. Славка чуть опустил телефон, моргнул.
«Ты держись» - сказал он глазами Нимке.
«Ага, - мысленно ответил Нимка, - Славка, прости…»
- Ну, что у нас тут происходит? – спокойно и как-то устало спросил мужчина, не выпуская Соньку из рук. – Может, присядете? – обратился он к женщинам. – Расскажете, что тут у вас стряслось?
Вероятно, они не ожидали такого вопроса, потому что одна из них растерянно заморгала, а вторая, крякнув, сказала:
- Мы хотели забрать детей в детский лагерь. Неделю назад по горячей линии в органы опеки поступил звонок, что здесь плохо обращаются с детьми, мы, то есть наши сотрудники, приехали… Осмотрели помещение, составили иск и отнесли его в прокуратуру…
- Иск о состоянии жилищных условий? – спросил мужчина.
- Не только, - вмешалась высокая женщина. – Условия признали неблагоприятными, сами видите… Ремонта нет, маленькая комната, у ребёнка нет даже детской кровати и спит она на полу…
- А вторая комната чья?
- Во второй комнате живёт другой съёмщик. Мать стоит в очереди на улучшение жилищных условий, зарплата покрывает только два прожиточных минимума. Старший мальчик всё время без присмотра, соседи постоянно видят, как он гуляет с утра до ночи и один раз даже был босиком…
«Соседи, - вдохнул и выдохнул про себя Нимка. – Значит, соседи…»
- Правильно ли я понимаю, - спросил мужчина – тон его был очень вежливый, негромкий, но такой, что все слышали, - что вы считаете такие условия вредными для проживания детей?
Женщина кивнула. Полицейский, скрестив руки на груди, прислонился к косяку.
- И подали в суд иск об отнятии… о лишении родительских прав?
- Об ограничении родительских прав, - веско сказала женщина. – Если через полгода ничего не изменится – тогда о лишении их.
Мужчина кивнул.
- А правильно ли я помню, что изъятие ребёнка из семьи производится только тогда, когда суд постановит решение об ограничении родительских прав?
Женщина дёрнула бровями.
- При непосредственной угрозе жизни и здоровью, органы опеки должны незамедлительно изъять ребёнка. Статья семьдесят седьмая.
- А какая сейчас есть угроза жизни и здоровью детей?
Пока он говорил это, Нимка увидел, как в коридор вошли ещё двое человек. Нет, даже трое – полицейский загораживал вид, и он не мог разглядеть, что они делают. Сам он внутренне напрягся, а потом успокоился – хуже уже не будет.
