Порыв ветра принес издали веселый шум ярмарки, звуки рожка.
— Тебе об отце мама сказала? — продолжал расспрашивать Дёзёке.
Девушка кивнула.
— Когда сказала?
На этот раз Дёзёке не дождался ответа.
— Давно?
Эммушка отрицательно мотнула головой.
— Значит, недавно? Утвердительный кивок.
— Вчера вечером?
Опущенные ресницы подтвердили эту догадку. Мальчик с огорчением вздохнул.
— Наша мама такая несчастная. Целыми днями ходит печальная, как в воду опущенная. А иногда даже плачет по ночам.
Эмма поднимает глаза. Они широко раскрыты, и в них уже нет слез.
— Да, правда. А ведь она могла бы выйти замуж. Ты знаешь, кто просил ее руки каждую неделю?
Старшая сестра зажимает мальчику рот ладонью, мягко и кротко, и Дёзёке умолкает. Помолчав, он медленно встает и отходит в сторону.
А ручонки Идуки все гладят и гладят волосы сестры.
— Это, правда, Эммушка, что у тебя будет ребеночек?
Эмма, помолчав с минуту, отрицательно качает головой.
— Вот дурочка!— обрывает мальчик младшую сестренку.— Неужели ты не знаешь, что у девушек детей не бывает?
Осторожно ступая, Дёзёке еще раз обходит свои чердачные владения и возвращается к Эмме.
— Ладно, так и быть. Покажу тебе моих голубей. Но в этот момент Идука, присев перед сестрой на корточки, кладет ей голову на колени.
— Эммушка, а теперь ты меня причеши. Ну, пожалуйста!
— Неужели вы думаете, что убийца — это я?
— Ничего я не думаю, только вижу, что вы не в своей тарелке. Отчего бы это?
— Отт,ого, что моя дочь в положении. И все начинается сначала.
Старший лейтенант Буриан вдруг почувствовал, что в тесной комнатушке финансового отдела, где они сидели, стало невыносимо душно. Одной рукой он распахнул настежь окно, второй расстегнул тесный воротничок форменной сорочки. Ну вот, окно открыто, воротник расстегнут, но жарко по-прежнему.
Ясно, все тепло излучается этой женщиной.
Но в голове вихрем проносится мысль: «А ведь это она убила Шайго».
— Я подозреваю, вы сами заметаны в этом деле!
— Кто, я? — Анна сделала протестующий жест.
— Именно вы. Почему вы так рьяно выгораживаете Гезу Гудулича? Это очень подозрительно.
— Но ведь я сказала почему!
Офицер, чтобы скрыть смущение, взял в зубы сигарету.
— Верно. Об этом вы сказали.
— У меня сегодня просто расшалились нервы. Зажигалка никак не желала высекать искру.
— Если говорить правду, вот этого-то я и не понимаю. Отчего вы нервничаете? С признанием насчет Гудулича вы могли бы и подождать. Тут кроется что-то другое, о чем вы пока не желаете говорить.
Рука Анны непроизвольным жестом прикрыла рот. Сомнений быть не могло, она что-то скрывает, какую-то тайну.
Окутанный облаком табачного дыма, Буриан выглядел твердым и неумолимым.
— Вы ничего не должны скрывать, — строго взглянув на собеседницу, произнес офицер.— Расскажите мне сей час все начистоту.
Анна покорно опустила голову, а когда подняла глаза, взгляд ее был светлым и чистым.
— Хорошо, я скажу вам все откровенно. С той минуты, когда я узнала, что моя старшая дочь беременна, я нахожусь в таком отчаянии, что способна на все.
— На все?
— На все.
Она вдруг спохватилась.
— Нет-нет, ради бога! Неужели вы думаете, что убийца — это я?
— Ничего я не думаю, только вижу, что вы не в своей тарелке и изо всех сил стараетесь выгородить Гезу Гудулича, которого еще никто ни в чем не обвинил. И который к тому же вовсе не является вашим возлюбленным.
— Вы полагаете, я вам лгу?
— Я полагаю и вижу, что вы способны навлечь на себя подозрение безо всякой вины. Скажите же наконец, что вас так вывело из себя?
Анна Тёре принялась перебирать кончики своей шали, как это делают крестьянские девочки.
— Разве я не сказала? Сказала, все сказала. Когда я узнала, что моя старшая дочь, которая учится в Будапеште, в положении, я пришла в отчаяние… Это означает, что все в нашей семье начинается сначала. История повторяется, и поэтому я готова…
— На все?
— Да. На все.
— Погодите минутку. Когда вы узнали о ее беременности?
— Когда? — Глаза Анны расширились.— Она мне написала. Из ее письма.
— Когда пришло письмо?
— Вчера. Или, может, позавчера.
— Покажите письмо. Оно у вас с собой?
— Нет.
Буриан мог поклясться, что Анна смущена, хотя и старается скрыть это. Он встал и, подойдя к печурке, швырнул туда окурок.
