Он ел кефир, смешанный по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и небольшим количеством рома, когда раздался телефонный звонок. Была половина восьмого. Еромош с непривычным для него волнением доложил, что Голиг, случайно увидев на его столе фотографию Альфреда Шоммера, тут же признал в нем мужчину, труп которого был найден на острове Маргит. Ошибка исключалась.
— Этого я и боялся,— вздохнул Бела Келемен.— Было у меня предчувствие, но чувствам человек не всегда должен верить. Вы отпустили Эдит Чаус?
— Да,— ответил Еромош.— Еще днем, когда вернулись с квартиры Шоммера. Но Шомфаи следит за ней. Она вышла на работу. С Шоммером ей теперь не удастся встретиться.
— Да. С ним она уже не встретится. Единственный свидетель, который мог бы подтвердить алиби Эдит Чаус, мертв. Раудер говорит, что, по данным вскрытия, он скончался вчера вечером между семью и восьмью часами. А доказательств, спала она у Шоммера или не спала, у нас нет никаких. Вам удалось обнаружить отпечатки пальцев на квартире Шоммера?
— Отпечатков много. Но установить, чьи они, не удалось. По крайней мере те, что свежие.
— Было одно убийство, теперь два. Можно предположить, что Шоммера убил тот, кто искал что-то на его квартире и оставил свет невыключенным.
— Я тоже так думаю,— сказал Еромош.— Но у нас пока нет ни одной улики.
— Нет,— задумчиво произнес Келемен и взглянул на стакан с кефиром, смешанным по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и ромом.— Дело усложняется. Я завтра приду. До свидания.
— До свидания, товарищ Келемен.
Он повесил трубку, зачерпнул ложечкой кефир, проглотил. Теперь он ему показался не таким вкусным, каким был.
Потом Келемен проглотил две таблетки гермицида, выключил свет и проспал всю ночь спокойно, без лновидений. Но перед тем как заснуть, он попросил Манци позвонить Сипеку и сказать, чтобы тот не приходил — Келемен плохо себя чувствует, ему надо выспаться.
Проснулся он рано. За окном было еще темно — щель между шторами зияла чернотой. Келемен поворочался немного, прислушиваясь к самому себе. «Вполне здоров»,— пробормотал он вполголоса.
Он положил на колени папку с бумагами, нажал на кнопку шариковой ручки и начал быстро писать.
«По сути дела, я систематизатор,— размышлял он.— Я всегда начинаю с того, что пытаюсь навести порядок в беспорядке. Разложить все по полочкам. Когда есть система, то порядок вещей принимает четкую форму, размещается в пространстве и во времени. До сих пор мы имели дело с трудным, но простым по своему построению уравнением с одним неизвестным, и вдруг в нем появляется еще неизвестное. Если: подобное встречается в детективном романе, мне ужасно хочется зевать. Представьте себе, в середине романа обнаруживается еще одно убийство. От этого разрушается завершенность первой задачи, сдвигается внутреннее равновесие формы, и. возникает чувство, будто тебя хотят обмануть. По делу об убийстве Хуньора у меня уже начала складываться более или менее ясная версия — и вот нате. Придется начинать все сначала.
Тупик. А у нас, что называется, цейтнот, Да развязки еще далеко, но нити уже в наших руках. Хуньор бросил семью не потому, что стакан вдруг наполнился да краев. У него была женщина, молодая красивая женщина, на которой: он собирался жениться. Да и она была не прочь выйти за него замуж. Конечно, Эдит Чаус не испытывала к Хуньору горячей любви, если готова была по первому знаку Шоммера…
Готова ли она была на самом деле? А что, если они все обсудили заранее? Эдит Чаус могла знать об этих сорока двух тысячах форинтов и могла договориться с Шоммером… Но это ничем нельзя подтвердить. Эдит Чаус придёмся еще, как следует допросить. И не раз. Она не похожа на опытную преступницу и наверняка запутается, если будет врать.
Вокруг Шоммера увивались женщины. Предположим, что Хуньора убил Шоммер, хотя это ничем не подтверждается. А Шоммера убил кто-то другой. И оба эти убийства — дело мужских рук. Оба они совершены на берегу Дуная, по крайней мере, близ воды. Есть в этом какая-либо логика? Вероятно. Можно ли предположить, что и Хуньора и Шоммера убил один и тот же человек? Одного он ударил по голове, а другого, усыпив эфиром, положил на ступеньки набережной головой вниз, к воде, чтобы тот захлебнулся. Но почему я ощущаю какой-то внутренний протеот против такого предположения?»
