С уважением
Инга Йонссон (подпись).
— Расскажи-ка нам, как все было. О чем вы беседовали?
— Я пришел туда в половине третьего, и меня проводили к Фрому. Он предложил мне стул, достал мои документы и сказал, что бумаги у меня в полном порядке. Поэтому он хотел бы познакомиться со мной поближе и просит рассказать о себе. Я рассказал, откуда я родом, где и сколько лет учился. Потом он спросил, почему я претендую именно на эту должность. Я объяснил, что, мол, кончил университет и ищу, чем бы заняться. Он спросил, пробовал ли я устроиться в других местах. Да, говорю, пробовал. И сколько же раз? — поинтересовался он. Я сказал. Тогда он спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я ответил, что летом работал в Мальме, в отделе рекламы одной из газет.
— Какой именно? — спросил Улофссон.
— «Арбетет». Тогда он начал допытываться, что я там делал, и я сказал, дескать, готовил макеты объявлений и был посредником между заказчиками и типографией. Ну и подбрасывал кое-какие идейки. В характеристике из газеты так и написано. Очень-очень интересно, сказал Фром, ведь ему как раз и нужен человек с подобным опытом работы. Потом он достал справку из «Эурупаресур» и спросил, чем я занимался там. «Эурупаресур» — это бюро путешествий в Мальме, я там работал однажды летом и еще семестр в прошлом году. Ну, я рассказал и об этом, как в документах написано: мол, составлял объявления для ежедневных газет и каталоги, которые рассылались населению по почте. Он опять спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я сказал, что… реклама не такая уж глупая штука. Кто-то ведь должен этим зараба тывать на жизнь, работа не хуже всякой другой. Ну, еще потолковали обо мне. Потом он вдруг спросил, каковы мои политические взгляды. Я объяснил, что политика меня мало трогает, что я центрист, а он только пробормотал «вот как». Тем все и кончилось. Короче, просидел я там в общей сложности минут сорок пять, а потом ушел. Так и не понял, какое он составил мнение насчет меня и возьмет ли на работу. Он только говорил, что даст знать. Пока, мол, нельзя сказать ничего определенного. Решать будет все руководство фирмы, приблизительно в мае. Вот, собственно, и все.
Он говорил монотонно и оставлял впечатление человека весьма вялого.
— Ты не виделся с Ингой Йонссон? — спросил Хольмберг.
— Почему? Виделся. Она провела меня к Фрому и попрощалась, когда я уходил. А что?
— Да так, — ответил Хольмберг. — А позже ты с ними не контактировал?
— Нет. Теперь, видимо, и подавно не буду, раз он умер. Скорей всего, устроюсь куда-нибудь еще, если выйдет, — вздохнул Сёдерстрём.
— Трудно найти работу?
— Да уж не легко. Сидишь в долгах за обучение, работы нет, как хочешь, так и своди концы с концами.
— И как же?
Парень махнул рукой.
— Ты-то как обходишься?
— Я? Учусь. Опять учусь. Буду учиться, пока не найду работу. Конечно, долг с каждым семестром растет… но, господи, надо ведь на что-то жить.
— И большой у тебя долг?
— Долг… тысяч двадцать пять — двадцать шесть, а может, двадцать восемь. Пока. С каждым семестром он увеличивается на четыре тысячи. Мне предлагали пенсию… из-за руки. Только я отказался. Хочу все же попробовать, ведь живем один раз, как-то ни к чему сидеть всю эту единственную жизнь на пособии. Но если ничего не выйдет, придется просить пенсию… Хотя чертовски обидно идти на пенсию в таком возрасте, будто белая ворона…
— Понимаю. А где ты был первого мая?
— Когда убили Фрома? Вы считаете, что я мог его убить? Что я это сделал? Но с какой стати? У меня же нет никаких причин… — Он даже повысил голос.
— Так, где же ты был?
— Дома. Дома у родителей, в Шёвде. И во вторник я тоже был там… когда стреляли в вашего комиссара. Я вернулся в Лунд только вчера вечером.
— Ага. Что ж, позвоним и спросим у твоих родителей.
— Пожалуйста. — Он равнодушно пожал плечами. — Пожалуйста, звоните. Только зачем мне в кого-то стрелять… ничего от этого не изменится… а общество и подавно.
— Какой у твоих родителей телефон? Он назвал.
— Звоните после пяти, они оба работают.
— Гм…
— Думаете, кто-то застрелил Фрома, потому что не получил работу? — спросил Эрик Сёдерстрём.
