— Сын, — отчеканила Матильда и сделала им знак садиться.
Но те продолжали стоять — один у окна, другой подошел к письменному столу и внимательно изучил счета, которые Матильда проверяла перед самым их приходом.
Только теперь ее вдруг обуяла острая тревога.
— Что сделал мой сын? — спросила она, но тут же пожалела о своих словах — они вырвались как бы сами собой — и поправилась: — Зачем он вам нужен?
— Где он? — ответил вопросом на вопрос полицейский.
Матильда сказала, что его нет дома и она понятия не имеет, где он. Потом, непонятно для чего, добавила:
— Моему сыну скоро пятьдесят лет.
Если б кто-то ей сказал, что она тем самым пытается отгородиться от Энеа, удивилась бы вполне искренне.
Обоим полицейским было на вид не больше тридцати. Глядя на покрытые двухдневной щетиной скулы и красные глаза, она почувствовала, как ей передается их напряжение.
— Насколько нам известно, у Энеа Монтерисполи имеется пистолет. Где он его держит?
— Ничего не знаю ни о каких пистолетах, — солгала Матильда и про себя подумала: неужели они рассчитывают, что я его предам?
Она стояла за креслом и сдерживалась изо всех сил, чтоб не вцепиться пальцами в спинку.
— Передайте ему, чтоб явился в уголовную полицию, завтра до семи вечера, — приказал полицейский. — Улица Дзара, два.
Матильде показалось, что он вдруг заторопился. Она возразила, что, как мать, имеет право знать несколько больше, и полицейский объяснил:
— Вы, конечно, слышали о двойном убийстве прошлой ночью. Нам нужно поговорить с вашим сыном. Будет лучше, если он сам придет. — И, выходя в коридор, добавил: — С пистолетом.
Тут впервые подал голос второй полицейский, и Матильда вздрогнула от неожиданности.
— Где ваш сын проводил последние вечера? — Он глядел на нее, не мигая. — Например, где он был в пятницу?
Матильда, стараясь не показать испуга, вытерла о юбку вспотевшие руки.
— Я уже сказала, моему сыну скоро пятьдесят.
— Но должны же вы знать, был он дома в пятницу вечером или нет?
— Видите ли, когда мой сын дома… — Она чуть было не сказала, что вечерами Энеа обычно сидит в комнате над оранжереей, но вовремя сдержалась. — Мой сын спит в другом конце коридора, — и вытянула руку по направлению к спальне сына, — так что я его даже не слышу.
Тогда первый полицейский произнес фразу, которая повергла ее в растерянность:
— Мы, конечно, не рассчитываем, что мать предаст своего сына. — Он словно прочел ее мысли.
Матильда внезапно почувствовала себя усталой и беззащитной.
Когда они ушли, она села и стала ждать. Энеа часто возвращался очень поздно, но она решила, что в эту ночь обязательно его дождется. Дом был обставлен старинной дорогой мебелью, и, несмотря на свою прочность, дерево скрипело и кряхтело по ночам, словно живое. Вот за этим антикварным туалетным столиком Матильда каждое утро причесывалась и накладывала на лицо тонкий слой крема. Еще несколько лет назад морщины у нее на лбу были едва заметны, а теперь обозначились четко, точно прорезанные ножом. Она подсела к столику, думая о сыне. И тут вдруг вспомнила про скальпели.
Отныне дом уже не будет таким, как прежде: полицейские осквернили его своим присутствием, вместе с ними сюда вошли насилие и страх, никогда прежде не переступавшие этого порога. И все по вине Энеа!
Площадка справа от дороги на Чертальдо. Месяц только-только народился, все тонет во тьме. Машина стоит в укромном месте, окруженная с трех сторон густым кустарником, даже свет сквозь заросли не проникает.
Девушка первой замечает надвигающуюся тень. Парень роется в «бардачке» — ищет бумажные салфетки. Вдруг ее пальцы со всей силы впиваются ему в волосы. Он пытается высвободиться, чувствуя, как ноготки подруги царапают кожу, хочет сказать: «Ты что, с ума сошла?» — но слова застревают в горле от ее пронзительного, леденящего крика. Тут он и сам замечает чудовищную тень. Дрожащими руками заводит мотор, включает задний ход, забыв снять ручной тормоз, и машина судорожными рынками откатывается назад.
Черный призрак вскидывает руку и стреляет в лобовое стекло. Затем в три прыжка настигает машину и, одной рукой держась за крышу, продолжает стрелять уже через левое окошко.
