— Неужели ты и в самом деле уйдешь? — жалобным голосом сказал Федерико. — Как я перед ними буду выглядеть? И потом, я поступил плохо, но если я тебе скажу, что это только…
— Не говори!
— Что? Я хотел сказать, что это я только, чтобы…
— Потому и не говори!
— …чтобы побыть немного с тобой.
Ну вот, все-таки сказал! Своим противным сладким голосом осквернил слова, которые со вчерашнего дня звучали для нее как прекрасная музыка. Воспоминание о встрече с Сантамарией наполнило ее нежностью и в то же время усилило ее презрение к Федерико.
— Сказал все-таки. Теперь прощай.
Но с двух сторон ей загораживали путь две женщины, которые заинтересовались литографией «Встреча в Теано», так что она не смогла сразу повернуться и уйти.
Федерико посмотрел на нее с удивлением.
— Холодной и надменной — да. Но такой, поистине ледяной, я тебя еще не видел.
— Никогда? — с иронией спросила она.
И в то же мгновение с ужасом поняла, что Федерико не ошибся. И явно что-то заподозрил.
— Никогда, — пристально, словно инквизитор, глядя на нее, по слогам повторил он.
— Понимаешь… — Она закашлялась, чтобы выиграть время.
Невероятно! Ведь есть тысячи способов выйти из неловкого положения, но она не может придумать ни одного. И что еще более невероятно, даже такой несерьезный «телефонный» воздыхатель, как Федерико, которого она и терпит-то из прирожденного кокетства, заподозрил, что она… — Понимаешь, у меня сегодня нервы что-то сдали, а может быть, это оттого, что я плохо спала, — примирительно сказала она. — Одним словом, мне захотелось немного погулять одной. Но мы можем позже встретиться в кафе, хорошо?
— Да, но в каком?
— На большой площади, где же еще? Только там и есть кафе.
Она проскользнула между двумя дамами — знатоками Рисорджименто и, хоть навстречу ей двигалась целая толпа, сумела быстро выбраться из «Балуна». Покинула она «Балун» столь поспешно, что, только миновав соседний переулок и пытаясь вынуть из сумки сигареты, заметила, что все еще держит в правой руке вальдостанский колокольчик.
Внезапно Лелло остановился посреди улицы и закрыл лицо руками.
— О боже! — простонал он.
Он раньше условленного времени подъехал к «Балуну» и поставил свой «фиат-500» у ворот Старого Арсенала, где всегда есть свободное место. Проходя через железнодорожное полотно, мимо обветшалого депо, он порадовался своей предусмотрительности. Уже возле полицейского управления в районе Дора не было ни одного свободного места, даже для малолитражки. О дороге, которая вела к площади, и говорить нечего! Машины стояли даже в местах, запрещенных для стоянки, некоторые в два ряда, и у многих на переднем стекле красовалось извещение о штрафе.
Запрещать стоянку в неположенном месте в субботу, да еще штрафовать нарушителей — нелепо! — возмутился он. Ведь из-за этого чертова рынка в выходной здесь совсем невозможно проехать! Увидев, что дорожный полицейский старательно приклеивает к очередной машине извещение о штрафе, Лелло презрительно усмехнулся: до тех пор пока полиция будет заниматься машинами, а не похитителями машин, такие преступления, как на виа Мадзини, останутся нераскрытыми, а преступники — безнаказанными. Если только он в понедельник — тут он самодовольно улыбнулся, — если только он в понедельник не… Лелло машинально перевел взгляд с полицейского на машину, владельца которой тот заочно штрафовал, и оцепенел от изумления.
— О боже! — повторил он хотя и с тоской, но не без некоторого тщеславия.
Он увидел ту самую синюю машину с замазанным краской крылом и смятым бампером, которая со вчерашнего вечера так настойчиво преследовала его. Синий «фиат-124» инженера Рино Костаманьи…
Когда синьор Пьяченца с женой ушли, Воллеро вылез из своего убежища и облегченно вытер платком вспотевший лоб. Недоставало только, чтобы супруги Пьяченца увидели, как он, словно жалкий старьевщик, роется в этом хламе. Он посмотрел на большую, метра в два высотой, картину «Увенчание девы Марии», за которой прятался. Стряхнув с локтя паутину, он стал рассматривать остальные картины — некоторые в рамах, другие без них, — прислоненные к стенам лавки.
